35 килограммов

Серый Волк

Поворачиваюсь на бок, достаю из-под матраса бутыль. Подношу к тусклому свету фонаря за окном - на дне болтаются жалкие капли. Чёрт.

Тихо сползаю с койки, стараясь не разбудить соседей. Дневальный у входа - парень с деревянной рукой - дремлет, прислонившись к стене. Его голова падает на грудь, слюна капает на протез.

Весь лагерь отмечал второе место на турнире и обещанные капитаном двойные порции на следующей неделе. Весь лагерь спит пьяным сном, включая дневальных и часовых.

Обхожу спящего, выхожу в

коридор.

Ночной корабль - это другой мир. Фонари под потолком горят тускло, отбрасывая длинные тени. Воздух холоднее, гуще, пахнет сыростью и плесенью. Стены, покрытые странными узорами, кажутся сейчас ещё более чужими, будто корабль наблюдает за мной сквозь века.

Где-то в глубине лагеря слышно пыхтение поршней Кузницы. Ночью молот не бьет по наковальне, но жар в ней поддерживается непрерывно. Это там выковали моё сердце, а также собрали каждый из протезов, с которыми ходят местные. Священное место Грязных Ртов. Интересно было бы на неё поглядеть, но для этого пришлось бы вползать на самый верх местной иерархии – к мехам подпускают лишь главарей и не скольких высших офицеров.

Выхожу из лагеря и бреду в сторону нейтральной зоны.

Рынок пуст. Лотки закрыты, тряпки-прилавки свернуты, лишь пара лавок ещё светится вдалеке. Иду к той, где торгует Мика - старый алхимик, у которого Малыш в прошлый раз брал жабье вино.

Хижина Мики - это груда мусора, скреплённая грязью и отчаянием. Стены из обломков ящиков, крыша - из ржавых листов металла. Внутри горит тусклый свет - масляная лампа, подвешенная к потолку, коптит, отбрасывая дрожащие тени.

Толкаю дверь - она скрипит, как костяк повешенного.

Внутри уже есть люди.

Старик Зек и ещё один нейтральный - тощий, с лицом, покрытым шрамами, - сидят на корточках рядом с Малышом. Парнишка лежит на полу, скрутившись в клубок. Его тело дёргается, губы шевелятся, но звуков почти нет - только шёпот, прерывистый, как предсмертный хрип.

Мика копается на полках, перебирая склянки с мутными жидкостями. Его длинные, кривые пальцы дрожат, когда он нащупывает нужную банку.

– Что случилось?
– спрашиваю я, останавливаясь у порога.

Зек поднимает на меня свой жёлтый глаз.

– Кошмары на грани сна и яви. Не может ни заснуть, ни проснуться. Обычное дело.

– И часто это у него?

– Не реже чем раз в месяц - иногда и раз в неделю.

– Есть причина?

– Способности. Никто не учил его контролировать. Да и не научит здесь. Ясновидение - очень редкий дар.

– Я думал вся магия на корабле заблокирована.

– Так в этом и дело. Корабль глушит наши способности и они разрывают тело, не способные вырваться на поверхность. Мы все здесь мучаемся от этого время от времени, но те, кто родился на корабле, страдают сильнее всего.

Малыш вдруг вскрикивает, его тело выгибается, как у эпилептика.

– Тьма!
– кричит он,

голос срывается в визг.
– Тьма! Он весь из тьмы! Только глаза светятся!

Ледяной комок сжимает мне горло.

– Кто?
– делаю шаг вперёд.
– Кто «он»?

Мика оборачивается, его лицо - сеть морщин и пигментных пятен - искажено раздражением.

– Тебе чего?

– Жабье вино.

Старик хватает с полки бутыль, швыряет её мне.

– Бери и вали. Потом расплатишься.

– Подожди, - я не отрываю взгляда от Малыша.
– Он сказал про человека из тьмы. Кто это?

Зек встаёт, его единственный глаз сужается.

– Не знаем. Видения у него всегда обрывками. Иногда будущее, иногда прошлое, иногда просто бред.

– Но глаза...

– Вали уже, - Мика толкает меня к выходу.
– Парню и так хреново.

Малыш снова кричит, его пальцы впиваются в пол, будто он пытается удержаться в этом мире.

– Он идёт! Он везде!

Зек и второй нейтральный наклоняются к нему, прижимают к полу, чтобы он не поранился. Мика достаёт склянку с густой фиолетовой жидкостью, откупоривает её зубами.

Я останавливаюсь, набираю в телефоне заявку. Достаю из сумки тонкий шприц с пластиковой ампулой на конце, протягиваю старику. Тот неуверенно разглядывает предмет.

– Парень говорил, что это ему помогает.

Старик берет шприц и кивает.

– Вали, - повторяет Зек, не глядя на меня.

Дверь захлопывается у меня за спиной.

Стою снаружи, сжимая бутыль в руках. Сквозь щели в стенах доносится шёпот стариков, хрип Малыша, потом - тишина.

Возвращаюсь в казарму тем же путём. Дневальный так и не проснулся.

Сажусь на койку, отпиваю из бутыли. Жабье вино обжигает горло, разливается по телу ледяным огнём. Боль отступает, но ненадолго. Достаю морфин - последнюю ампулу из пустой упаковки. Набираю в шприц. Ввожу в бедро, жду, пока мир станет мягче.

Ложусь, закрываю глаза.

«Он весь из тьмы. Только глаза светятся».

Слишком похоже на графа Морвена.

Но где парень мог его видеть?

Мысли путаются, уплывают.

Где-то далеко, уже на границе сна, слышу последний крик Малыша, тот, что донёсся, когда я уже ушел далеко от хижины Мики:

– Он знает! Он знает у кого сундук!

Тьма накрывает меня.

Но теперь я знаю - завтра мне нужно поговорить с мальчишкой.

Я просыпаюсь от того, что кто-то тычет мне в бок. Открываю глаза - тренировочный зал, ряды скамеек, притушенный свет. Передо мной на небольшом возвышении стоит Бранд, замполит, и что-то вещает, размахивая руками. Голос у него громкий, но монотонный, как жужжание старого мотора.

– ...и даже если вы думаете, что они не видят вас, вы ошибаетесь!
– гремит он.
– Их глаза повсюду! Их слуги следят за каждым шагом!