48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
— Ты собираешься его убить?
Тайлер откидывается в кресле и равнодушно пожимает плечами: — Возможно. Но не точно.
— Поясни, — требую я.
Тайлер встает, делая шаг мне на встречу, и я инстинктивно вжимаюсь в кресло. Он опускается на корточки рядом с моими ногами, так что наши глаза оказываются практически на одном уровне. И на мгновенье в его взгляде мелькает что-то неуловимое… сожаление, боль.
— Знаешь, что в жизни самое страшное, Ви? — спрашивает он тихо. Я качаю головой. — Остаться в полном
Его слова словно выбивают из меня весь воздух.
— Справедливость. Вот чего я хочу. Чтобы он понял, каково это — потерять всех.
Перед глазами тут же вспыхивает улыбающееся лицо Артура, сосредоточенное Шона. Даже хмурый взгляд Джесса в этот момент отбивается в груди болезненной теплотой. Я не могу позволить Тайлеру навредить им. Но страшнее всего, что он говорит так искренне и честно, не упиваясь ни властью, не преимуществом, словно действительно верит, что поступает правильно.
— Разве это справедливость? — шепчу я. — Заставить других страдать? Твоих родных это не вернет.
Он недовольно отворачивается.
— И об этом говоришь мне ты? — отвечает он. — Ты меня предала.
Я сглатываю комок в горле. Сердце пронзает страх: вдруг он прав? Я ведь не видела наших писем. Могла ли обещать ему что-то? Играла ли действительно с его чувствами? А теперь из-за меня пострадают парни.
— Прости, — прошу я, касаясь его плеча. — Я была неправа. — Хотя сама в этом и не уверена.
Тайлер поворачивается и разглядывает меня так, будто в него встроен внутренний детектор лжи. А потом опускает горячую ладонь на мою щеку. Я закрываю глаза.
— Я тебя прощаю… — Вздох облегчения срывается с моих губ, но тут же тонет в его словах: — Но Ник должен заплатить. Он забрал у меня все, Ви. Сначала семью, потом Коракс, а затем и тебя.
Следует невыносимо долга пауза. Мгновенье, которое требуется мне, чтобы собраться с силой. И хотя я понимаю — играть в дипломатию с таким противником, как Тай, себе дороже, но не могу не воспользоваться шансом.
— Что мне сделать, чтобы ты оставил их всех в покое?
Тайлер смотрит на меня выжидающе.
— Я не стану тебя умолять, — произношу я.
— Я этого и не прошу.
Мои глаза наполняются слезами.
— Я останусь с тобой. По собственной воле, — говорю я. Тай замирает. На его губах играет едва заметная улыбка. — Но если убьешь хоть кого-то, я никогда тебе этого не прощу. Буду ненавидеть каждую секунду до конца своей жизни и столько же пытаться сбежать. А если у меня не получится, уничтожу нас обоих. Клянусь, у тебя не будет ни дня покоя.
Тайлер берет мою руку в ладонь, подносит к губам и целует холодные пальцы, а затем, не отводя восторженного взгляда, произносит: — А ты изменилась, смелая девочка. И мне это нравится. — Звук его размеренного
Глава 18. Надежды и клятвы
Ночью мне снятся сны. О доме, о Нике, о Рейвен и парнях. Только после пробуждения я их не помню. Иногда кажется, что кто-то поджег все вокруг и я горю. Но потом становится понятно, это всего лишь кошмары. Которые тут же сменяются знакомыми — любимыми — лицами.
Всеми силами я стараюсь продлить момент пробуждения, чтобы сохранить хоть что-то из прошлого, но не выходит. Как и подняться с кровати. Все тело как сломанный механизм, обессиленно рассыпается обратно.
— Вот же черт! — доносится мужской голос.
Он здесь. Конечно же, он здесь. Чувствую, как он опускается на край кровати и кладёт мне на лоб мокрую тряпицу.
— Давно ты за мной наблюдаешь? — шепчу я. Голос слабый, налитый болезненной тяжестью, подкрепленной кандалами на моих руках. — Что со мной?
Тай вкладывает мне что-то в рот, заставляя проглотить, и подносит стакан с водой. — Пей медленно, — командует он, а потом бесстыдно задирает мой свитер, касаясь пальцами кожи. Сквозь гул в висках я пытаюсь отбиться, чтобы прогнать его, но бок пронзает боль, такая острая, что тут же, задыхаясь, я замираю, так и не сделав ни единого движения.
— Почему ничего не сказала? — Тай, наклонившись, рассматривает порез на моих ребрах.
Его рубашка расплывается перед глазами сплошным пятном голубого цвета. А от волос и одежды пахнет дымом — значит, он все-таки выходит на улицу. Раз он не посвящает меня в свои планы, как может ожидать откровенности взамен? И я шиплю: — А почему ты считаешь, что должна?
— Потому что края раны разошлись, — не обращая внимания на мои обвинения, отвечает Тайлер. — И воспалились, — а потом взволнованно спрашивает: — Что произошло?
Сначала я не хочу ему ничего рассказывать. Слишком сильна во мне обида, жалость к себе и его вчерашние обещания. Но потом понимаю, если не Тай, никто мне здесь не поможет. И еле слышно шепчу: — Я выпрыгнула из окна.
— Что ты сделала? — переспрашивает Тайлер, неловко прикасаясь к ране ватным диском, смоченным в чем-то, и недовольно хмурясь. Словно его любимую куклу испортили.
Я безумно улыбаюсь, пытаясь не засмеяться от мысли, что ощущаю себя трофеем. Сломанным, покореженным, но, судя по тому, с какой бережностью он со мной обращается, все еще ценным. От осознания хочется пощечин ему надавать, но сейчас не время.