48 минут, чтобы забыть. Фантом

Побединская Виктория

— Нет, мэм, — как-то поняв, ответил он. — Я не итальянец. И… не местный вообще.

— Тогда кто? Очень уж у тебя мягкий говор.

— Француз, — ответил он. — И уже ухожу.

Он попытался встать, но жилистая рука пригвоздила его обратно к стулу.

— Сиди! Как твое имя, француз?

Я поймал его взгляд и помотал головой из стороны в сторону,

припоминая «Я же тебе говорил». А потом кивнул на крюк.

— Николас, — стушевавшись, ответил он.

Окно на кухне распахнулось. Ник резко обернулся, наверняка ожидая очередную поставу, а потом отшатнулся, как будто его сдуло.

В оконном проеме, отодвинув пепельницу, сделанную из консервной банки, медленно появилась рука, как в старом шоу про семейку Адамс. Между пальцами ее была зажата сигарета. Следом показалась черноволосая макушка и сам чертов Майкл Кавано влез в наше окно.

— Э, Арти, — крикнул он с порога, вернее с подоконника, тыча в мою сторону длинным пальцем. — Закопанный под розовым кустом косарь вернул быстро!

— Все, что закопано на нашем участке автоматически становится нашей собственностью, — встала на мою сторону Зия. На самом деле это была ее идея, заначку раскопать. А деньги мы матери Майкла вернули. — Я Марии отдала.

Майкл раздраженно вскинул руки.

Двоюродный брат Клары был его биологическим отцом. Где он сейчас, никто не знал, и семья их едва сводила концы с концами. Сам Майкл жил по соседству и влезать в наш дом через окно было коронкой еще его отца по заверениям Зии лет так с пяти. Вот и младший сейчас так же приперся.

— Не маши, цветы разнесешь своими граблями.

— Да, не трогаю я, — открестился он, заправляя сигарету за ухо. «Зря это он. Совсем страх растерял», — подумал я, и точно, тетка тут же подлетела к нему, выбрасывая курево наружу.

— Если я еще раз обнаружу окурок в своем горшке с цветами, — пригрозила она, и сняв с ноги резиновый тапок, замахнулась, — клянусь я выбью из тебя эту дурь и даже не посмотрю на то, что ты Кавано.

— Да понял, понял я, Зи, — приобняв за плечи, Майкл смачно чмокнул ее в щеку, и Клара тут же оттаяла. — А это кто? — Кивнул он в сторону Ника.

Тетя что-то раздраженно пробурчала на итальянском.

На самом деле она была гостеприимной. Каждый, кому нужна помощь, знал, что в дом Кавано всегда открыта дверь. Через наш порог проходил конвейер безухих кошек, раненых собак, выгнанных мужьями-тиранами женщин, запивших родственников и бродячих детей. Поэтому она ни слова не сказала мне, когда на пороге появился Ник.

— Мне

уже пора! — решил он вовремя воспользоваться шансом.

— Сиди! — «А ведь свобода была близко!» — Я еще завтрак не приготовила! — пригвоздила его взглядом Клара. Уйти, отказавшись от еды, в нашем доме было наивысшим оскорблением. — Как мать? — обратилась она уже к Майклу, бросив мне через стол луковицу. Зная, что от меня требуется, я принялся очищать ее.

— Взяла вторую смену в кафе, — он сорвал прямо из горшка веточку базилика и принялся громко жевать. — Вчера нам на дверь налепили из банка предупреждение.

— Бюрократы проклятые, — возмутилась Клара. Я отодвинул от нее нож, чтобы она не прибила кого ненароком.

— Пригнись! — что-что, а реакция в Ника была с детства отменная. В мою сторону над его головой пролетела пара помидоров. — Артур, нарезай мельче! — крикнула Зи, а потом хлопнула Майкла по руке, когда он попытался отщипнуть пару листов орегано. — Бесполезные мальчишки! — проворчала она.

Через пятнадцать минут, когда еда была приготовлена, мы расселись за столом.

— Помолимся! — провозгласила Клара, сложив на стол руки ладонями вверх.

Я оказался зажат между Майклом и Ником. Протянул руку. Тот неуверенно протянул свою в ответ.

— Боже, спасибо Тебе за эту еду! Благослови руки, которые приготовили ее! И дай нам благоразумие, чтобы мы помнили о потребностях других, — произнесла Клара на удивление на английском.

— Аминь! — ответили мы в несколько нескладных голосов.

Поначалу было странно быть частью семьи, половина членов которой отсидели тюремный срок, занимались сбытом краденого или мелким мошенничеством, и при этом каждое воскресенье посещать церковь. Но Клара всегда говорила, что наша жизнь только дорога, на которой мы должны сделать свой выбор. Потому что потом нас ждет что-то большее. Что, она не уточняла. Только смиренно поднимала глаза к небу.

Любовь. Еда. Семья. Вот три кита, на которых держалась ее вера. Ее же она вложила видимо и в меня.

— А теперь ешьте. На вас троих без слез не взглянешь. Особенно на тебя, — указала она вилкой в сторону Ника.

Тони постучал снизу. Наложив полную тарелку жареных яиц и салата, Клара отправила к нему Майкла, и все наконец принялись жевать.

Уж не знаю, были ли какие-то правила за столом в самой Италии, в нашем доме они отсутствовали вовсе. Здесь можно было смеяться, болтать, есть руками и даже облизывать тарелки, если понравилось. Еда — единственная вещь в этом доме, которой разрешалось всё.