8 марта, зараза!
Шрифт:
Я завидую им. Остро. Пряча слёзы.
Рядом с ними мне приходится играть счастье, чтобы не расстраивать. Улыбаться и замерзать рядом с Гектором. Чувствовать его руки на своей талии и ощущать бесконечное воющее одиночество.
До сих пор не знаю, кто я для него? Ночами он шепчет: единственная, самая нужная, любимая, а днём — обжигает холодом, гнёт своими домостроевскими замашками, вымораживает цинизмом.
Поманит — оттолкнёт, страсть — лёд…
Такая грустная
Вот почему я не счастлива в свой самый счастливый день.
На мне изысканное платье от крутого французского кутюрье — друга семьи Филиппа. Оно стоит баснословных денег. Очень идёт мне, превращая в драгоценную изящную статуэтку. В нём — оказывается — у меня есть фигура. Тонкая, но округлая в нужных местах. В волосах диадема с жемчугом и кристаллами Сваровски. Тонкий едва заметный макияж. Я похожа на эльфийскую принцессу. Филипп сам сделал для меня букет невесты в мятных тонах. Вообще, он не флорист, просто увлекается немного. Но ради меня — расстарался.
Совсем скоро у меня будет кольцо и новая фамилия. И красивый сексуальный богатый муж.
Так почему мне хочется плакать?
Меня радует одно — у нас нет детей. И в перспективе я заводить их не собираюсь. И когда сказала об этом Гектору — он поддержал меня в своей манере:
— Ты права. Только детей нам сейчас и не хватает.
Сам отвёз меня в клинику в край, где мне сделали специальную противозачаточную инъекцию. И это хорошо. Теперь хоть можно не заморачиваться о нежелательной беременности. Не сейчас, когда у нас всё так нестабильно.
…Мама сидит чуть поодаль в своём модном кресле, с которым уже научилась ловко управляться. Сегодня она тоже очень хороша и нарядна. Я забыла, когда видела её такой. За спинкой коляски возвышается её сиделка — Верочка. Хотя к этой тётеньке, которая только на полголовы ниже Гектора, нежно обращение не липнет вообще. Она дородна, розовощёка и пышет здоровьем. У них с мамой странные отношения. Вера ведь такая большая и сильная, что легко поднимает миниатюрную маму на руки. Мама в таких случаях смеётся и смущается. Она любит Веру, а та — её. Сестренско-дружеско-странной любовью.
Не мне их судить.
Мне главное, что мама счастлива и улыбается. Сужу только за одно — Вера позволяет маме пить. Последнее время мама пристрастилась к крепким напиткам. Когда я пытаюсь наставить её на путь истинный, мама только беззлобно ворчит: «Дай хоть на старости лет оторваться!»
Мама уже сейчас слегка пьяна, но ей ведь можно — единственную дочь замуж отдаёт.
— Хороша! Слов нет, как хороша. Правда же, Верочка? — задирает голову, чтобы посмотреть на свою сиделку.
— Да, Риммочка, куколка у тебя, а не дочь, — с умилением басит Вера.
Мама гордо задирает точёный нос:
— Вся в меня!
— Так и есть, Риммочка.
— Пора, доченька, — говорит мама. — Регистратор уже подъехала. Пресса собралась. Гости. Иди.
А мне хочется кричать: «Нет, мамочка, удержи! Не отдавай ему!»
Дурное предчувствие сжимает сердце.
Но я надеваю на лицо дежурную улыбку, беру свой роскошный букет и иду. Наряжали меня наверху, в комнате, смежной со спальней, чтобы я красиво спускалась по лестнице.
Шлейф платья струится по ступеням, будто бежит молоко…
Считаю шаги.
Ровно до тех пор, пока Гектор, стоящий в гостиной, не оборачивается и не ловит меня в плен своих глаз цвета ледяной мяты. И выбраться из этого плена невозможно. Так смотрят на божество.
Филипп так изящно вплёл мятные нотки в оформление, выдержав его в холодновато-изысканном, гекторовском, стиле.
Подхожу, протягиваю Гектору руку. Он целует её, обнимает меня за талию и, наклонившись, шепчет:
— Ты так красива, что я завидую сам себе.
Он тоже сегодня очень красив и светится, почти как Руслан рядом с Миланой. И я наслаждаюсь этим, столь редким для меня, светом.
Шафер, находящийся неподалёку, поднимает большие пальцы вверх. Он искренне рад за нас. И Милана, которую я сделала подружкой вместо Дины, тоже.
А я? Рада ли я?
Задираю голову, смотрю в лицо мужчины, который через несколько минут станет моим законным мужем, ловлю его лёгкую улыбку и говорю себе: да, должна быть.
Ведь мама права — нужно быть благодарной: Гектор мог бы попользоваться и выбросить, выпотрошенную, опустошённую, сломанную. Но нет — женится, устроил красивую церемонию, не жалея денег.
Что не так? Откуда это дурацкое чувство, сжимающее сердце.
Роспись. Бесконечные фотосессии. Вереница лиц незнакомых мне людей. Наш танец, в котором муж — теперь уже муж — буквально несёт меня над поляной, где проходит роспись.
Гектор классно танцует. Впрочем, он всё делает классно.
У него сегодня мятный галстук. Он улыбается и смотрит только на меня…
Всё хорошо. Разве не этого ты хотела, Алла?
Ты же сама клялась ему в любви прошлой ночью.
Что с тобой?
Уже вечереет. Сад озаряется иллюминацией. Настоящая сказка.
Гектор привлекает меня за талию к себе и нежно целует в волосы.
— Тебе нравится, любимая? — спрашивает, кутая в бархат низкого голоса.
— Очень, — искренне отвечаю я. Сейчас, когда гости устремляются к сцене, где появляется известная в крае поп-группа, меня почти отпускает. Будто в целом мире только мы вдвоём.
Гектор обнимает меня со спины, скрещивает руки на животе, я накрываю их своими ладонями и откидываюсь ему на грудь.