8 марта, зараза!
Шрифт:
— Да, очень хороша.
— Алла, я не знаю, что мне делать? Как вас, хороших девочек, подманивать?
— Ты пробовал с нею познакомиться?
Он мотает головой:
— Нет, на меня робость накатывает каждый раз, когда думаю, что подойду к ней. Понятия не имею, с чего начать разговор? Я уже все книги перечитал, по которым её спектакли поставлены. На каждой постановке бываю.
— Цветы посылал? — начинаю прощупывать почву.
— Конечно, наверное, уже целый цветочный салон. Даже разузнал, какие её любимые… Ранункулюсы, — произносит Руслан,
Меня колет зависть — кому-то покупают букеты с труднопроизносимыми названиями, а мне… наручники и, советуют, вибратор.
Часто моргаю, чтобы не расплакаться.
Не хочу, чтобы Руслан заметил и жалел, но он замечает.
— Эй, ты чего? — накрывает мою ладонь своей большой тёплой. — Спокойно, подруга, я на твоей стороне. Гек обижает? Только скажи — голову ему откручу!
Не хватало ещё, чтобы старинные друзья поссорились из-за меня.
Поэтому вымученно улыбаюсь и говорю:
— Нет… Вроде бы, не обижает. Просто сложно с ним.
Руслан вздыхает и пожимает мне руку:
— Сложно — не то слово. Когда мы были в приюте, то меня воспитатели не выносили за поведение. Я был тем ещё хулиганом и шалопаем, а Гека… от него просто вешались! Его дразнили ходячей энциклопедией. Помню, учитель в нашей приютской школе тоооолько соберётся новую тему объяснять, у Гека уже рука поднята и ответы готовы. Хотя вопросы ещё и заданы не были. Однажды он поругался с математичкой: мол, та для контрольной подготовила слишком простые задания. Гек настаивал на том, что подобный подход занижает умственное развитие школьников, приучает идти по лёгкому пути. — Руслан хватается за голову. — Мы ту контроху все завалили. А ему — слишком просто! Представь! Ох и влетело ему потом от одноклассников. Его вообще в приюте всё время лупили и гнобили. Поначалу даже я. А потом — мы уже вместе отбивались, плечом к плечу, спина к спине.
Ржавый расплывается в улыбке, вспоминая шалое детство, а я — с жадностью слушаю всё, что касается Гектора. Мне очень-очень хочется его понять, разгадать ребус. Ведь столько людей вокруг говорит о нём с теплом и уважением, что мне начинает казаться — я ничего не понимаю.
Ржавый хмыкает и продолжает:
— А с литераторшей у него вообще контры были. Гек к двенадцати годам перечитал программу филфака. И вынес вердикт: вся классика — страдания, слюни, сопли, глупости и жалость к себе. Он литературу терпеть не мог. Говорил, что лучшее чтиво — справочник задач по высшей математике. Для него математика — концентрированная поэзия и самая стройная музыка на земле. — Сжимает мою руку и говорит: — Но при этом Гек — лучший друг из всех, кого я мог бы пожелать. Умру за него, не задумываясь.
Бросаю взгляд на часы: оу, вот это мы заболтались!
Начинаю лихорадочно собираться:
— Прости, Рус, мне на пары пора.
— Довезти?
— Не нужно. Наша машина, вроде бы, ехала следом.
— Да, не отставали.
Собираюсь выходить, когда Ржавый перехватывает меня
— Так что мне делать с Миланой?
Мой непонимающий взгляд.
— С балериной моей.
— Пришли ей «Рафаэло», — выдаю первое, что приходит в голову, вспоминая рекламу «Вместо тысячи слов».
— Отличная идея! — соглашается Руслан.
— И записку, от руки. Это романтично и сентиментально.
Ржавый сглатывает:
— И что написать?
— Пригласи её … в кино. Точно! Она же балерина, ей, наверное, надоело всё это высокое искусство. Сходите в кино. На «Мстителей». А потом — в Макдональдс. — Рассказываю программу, от которой бы не отказалась и сама. Вот только представить Гектора в… Макдональдсе никак не получается. — А потом по городу погуляйте. Столица края у нас такая красивая. Много исторических мест. О, хочешь, сброшу тебе один экскурсионный маршрут? Недавно в универе его рассматривали?
Ржавый кивает.
Я тянусь, чмокаю его в щёку. Он краснеет и весело подмигивает мне. Мы как старые заговорщики.
Давлю в себе зависть: тоже хочу, чтобы мужчина ради меня учил названия цветов и искал экскурсионные маршруты. Хочу банальной девичьей романтики. Конфетно-букетного периода. Видимо, многого хочу.
Улыбаюсь, пожимаю Ржавому руку:
— Ждём вас с Миланой у нас на свадьбе.
— Так это ж уже скоро! Осенью!
Усмехаюсь:
— А сейчас ещё весна. Успеешь покорить свою балерину.
— Спасибо, — искренне благодарит он.
По дороге в университет я плачу. Потому что понимаю, зачем Ржавый затеял разговор о Гекторе — мне предлагается принять его таким, какой есть: холодным, циничным, равнодушным. Но я уже знаю, что он бывает другим — нежным, страстным, эмоциональным. И это знание не даёт покоя, манит призрачной надеждой чего-то несбыточного.
В университете меня ждёт новый сюрприз: на меня сразу же налетает наша староста, Дарья Панасёнок. Полноватая, низенькая, с толстой косой. Отличница и профессорская внучка.
— Нибиуллина, тебя в деканат, срочно! — тараторит она, округляя свои и без того круглые глаза.
Мчусь мимо одногруппников, подпирающих стену под аудиторией, в которой будут пары. Ловлю на ходу смешок. Мажу краем глаза двух заговорщиц — Динка и Людка довольно ухмыляются. Это не к добру.
Насколько не к добру — понимаю, когда оказываюсь перед Федором Максимовичем, нашим деканом. Он маленький, тощий, но со стержнем. Старой закалки — взяток не берёт, работ из интернета не признаёт.
И сейчас кладёт передо мной мою.
— Потрудитесь объяснить мне, Алла Альбертновна, что это такое?
— Моя работа, Фёдор Максимович. Курсовая по истории искусства.
— Здорово, что вы помните, по какому предмету работа, — говорит он дребезжащим от возмущения голосом. — Может, ещё и просветите меня на тот счёт, как вы над ней работали? Перечислите мне литературу, на которую опирались.
Боже! Да я в неё и не заглядывала! Гектор скачал, я отформатировала, распечатала и сдала. Как и остальные. В тот же день.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
