8 марта, зараза!
Шрифт:
— Ты ведь погибнуть мог.
— Мог, — подтверждает он, целуя мои глаза, лоб, щёки, — но в приоритете была ты.
Кто ещё будет любить тебя так же — перечёркивая себя?
— Надо выбираться. Держись за меня и слушайся беспрекословно. Понятно?
— Да.
— Тогда идём.
Он сжимает мою ладонь едва ли не до хруста и тянет вверх за собой, по краю каких-то строений. Стараюсь идти след в след.
Наконец, мы попадаем в полосу света, где уже можно рассмотреть всё подробно. И я вижу, что костюм Гектора изодран и по серебристо-серой ткани расползается тёмное пятно. На лбу блестят бисеринки пота. Дыханье тяжелое и рваное.
Мне страшно за него, чувство острой вины и стыда просто ломают меня изнутри.
Кое-как мы добираемся до машины, — Гектор ещё и калитку умудряется запереть, перед тем, как мы покидаем объект, — он садится за руль, складывает руки на баранку и опускает на них голову.
— Бери мой телефон, — кивает на аппарат, который, к счастью, оставил во внедорожнике, — звони Завадскому.
— Может, в скорую?
— Алла, не беси! — рыкает он, поворачиваясь ко мне и прожигая злым взглядом. — Какая, на хер, скорая?! Мне завтра на работу. Да и пока их скорая приедет — сдохнуть можно.
Киваю, дрожащими руками набираю нужный номер. Завадский принимает вызов, не задавая вопросов.
— Бригада уже выезжает, — коротко отвечает он и отбивает звонок.
— Говори со мной, — требует Гектор. — Нельзя отключаться, пока приедут.
— О чём?
— О чём хочешь.
— Хорошо, — сглатываю я, мнусь несколько секунд, потом решаюсь: — Когда мы жили вместе, я считала, что ты — робот.
Хмыкает:
— Мило.
— Да, потому что ты всегда работаешь. Не знаю, когда спишь и спишь ли вообще.
— День на день не приходится, — отвечает он. — Обычно сплю три-четыре часа. Бывает, не сплю по три ночи подряд. Но я точно не робот, к сожалению.
— Почему так мало?
— Не выношу даже временное бездействие. Сон меня, так сказать, угнетает. Если бы можно было совсем не спать — не спал бы.
— Как тебе удаётся оставаться бодрым, подтянутым, собранным? Я если не высплюсь — как варёная амёба.
Он снова смеётся, в этот раз уже добрее, без ехидства.
— Человек многое может, Алла. Если хочет. Если правильно с себя требует. У нас больше внутреннего ресурса, чем мы хотим показать. Но лень и жалость к себе часто одерживают верх.
Смотрю на него с восхищением. Какой же ты, ммм! Невольно тянусь, прохожусь рукой по жёсткому шелку волос, целую в щёку, веду по ней носом…
Гектор негрубо отталкивает меня:
— Алла, к чему эта благотворительность? — с какой-то странной горечью произносит он. — Ты мне прямым текстом сказала, что я тебе не нужен. Разорвала наши отношения. Теперь мы только друзья. И отматывать назад я не намерен. Я
Не упрекает, не жалуется — констатирует факты.
Закусываю губу, чтобы не разреветься. Ведь сейчас он очертил чёткие границы наших отношений. И переступать их не собирается.
Что ж, пусть так…
Мои мысли прерывают ребята из клиники Завадского. Пока они чинят Гектора, я брожу вокруг, пытаюсь унять дрожь и понять, что мне нужно. Чего я хочу?
Наверное, хочу реально вышибить клин клином — начать полноценные отношения с другим мужчиной. Чтобы забыть о том, как Гектор целует, как ощущаются его пальцы на моей обнажённой коже. Вытравить его из себя. Вывести, как токсин.
Решаю, что завтра же пойду на свидание с Данилом и доведу всё до конца.
Гектор успевает вызывать одного из своих водителей, и меня отвозят домой.
Укладываясь спать, я ещё раз прорабатываю план назавтра и засыпаю, почти довольная им.
3(7)
Утром меня будит курьер.
Он передаёт мне коробочку, я расписываюсь и бегу в спальню — мне не терпится перерезать строгую синюю ленту и заглянуть, что внутри. А там оказывается новенький смартфон и записка — серебряной гелевой ручкой на плотном чёрном картоне: «Твой аппарат ремонту не подлежит. Контакты удалось перенести. Пользуйся. Г.А.»
И эта забота…неприятно царапает. Потому что на её фоне моё желание переспать с Данилом кажется почти… подлым, что ли. Но в тоже время Гектор сам вчера ясно дал понять — между нами никакие другие отношения больше невозможны.
Я уже был твоим мужем — тебе не понравилось.
И что мне теперь — хоронить себя в двадцать два года в угоду бывшему? У него там в гениальной голове тараканы канкан пляшут, а я должна расхлёбывать?
Нет, следует признаться себе, что вчера я была в шаге от того, чтобы всё простить и дать нам второй шанс, как он и просил меня. Но Гектор перечеркнул всё одной фразой: «К чему твоя благотворительность?» Он никогда не воспринимал мои чувства всерьёз. Конечно, у меня же — беллетристская розовая муть, а у него — возвышенная и недоступная простым смертным Любовь. Именно такая — пафосная и с большой буквы.
Только вот никто меня не спросил — готова ли я к такой?
Сейчас-то, познав её, могу смело сказать — не готова. Может быть, не доросла, не созрела, не поняла. Может…
Попробую другую — более понятную мне.
Вооружаюсь новым гаджетом и отправляю Данилу голосовое на WhatsApp. Приглашаю на свиданье, шалея от собственной смелости. И представляя высказывания кое-кого по поводу женской инициативы и того, какая категория женщин ведёт себя подобным образом.
Мысленно показываю ему язык и начинаю собираться на работу.