8 марта, зараза!
Шрифт:
И за это я благодарна ему.
Как и за развод без слёз и нервотрёпки.
В этот вечер я проваливаюсь в сон без сновидений, крепко прижимая к сердцу плюшевого медвежонка…
…На работу просыпаю.
Чёрт-чёрт-чёрт…
Несусь вниз, как угорелая, не дожидаясь лифта. Благо, всего третий этаж.
На всём бегу врезаюсь в какого-то парня с картонными коробками в руках. Его ноша падает, вещи рассыпаются по полу.
— Эй, смотреть надо, куда идёшь! — возмущается он.
— Простите, я тороплюсь. На работу опаздываю.
— Это не повод
Вскидываю глаза, встречаюсь с его — лазурно-голубыми, под вихрастой золотистой чёлкой. На вид он чуть старше меня и лишь немногим выше. Поэтому сейчас мы смотрим прямо глаза в глаза.
Он чуть смущается:
— Откуда ты, такая красивая?
Тоже заливаюсь краской и немного запинаюсь:
— Из пятидесятой, — мямлю.
— Соседка значит. Я — из сорок седьмой.
Действительно, сосед. Прямо-таки дверь в дверь.
— Данил, — протягивает он руку, удерживая полуразвалившуюся коробку другой.
— Алла, — отвечаю неосознанно.
Парень улыбается:
— Ну, вот и познакомились, соседка. Беги, красивая, а то совсем опоздаешь.
Выбегаю на улицу, чувствуя, как холодный мартовский ветер остужает пылающие щёки. И вовсю улыбаюсь.
3(3)
Когда раздаётся звонок в дверь, я уже знаю, кого увижу на пороге. И я бегу открывать, едва не припрыгивая. Весь день думала о своём соседе и улыбалась. Откуда он вообще свалился, чуть нахальный и голубоглазый? Сорок седьмая столько времени пустовала, что у нас её стали называть проклятой квартирой. Хозяева всё никак не могли продать. И тут надо же!
На работе день прошёл просто замечательно. Все сослуживцы — и те, кто помоложе, и те, кто постарше, — поддержали меня.
Лидия Дмитриевна и вовсе заявила:
— Правильно, Аллуся, что развелась. А то шляется не пойми где, а потом является внезапно весь такой хороший. Ещё и похищение устраивает, ненормальный. На хрен их, этих олигархов. Их любовь слишком дорого стоит. Уж лучше нормального, рядового, понятного. Будете жить душа в душу. Какие твои годы!
Ольга Семёновна предложила дерябнуть за свободу от домашней тирании, так сказать, но я отказалась. Меня вон как вчера с обычного шампанского повело. Что странно, ибо до этого мы пили коньячок домашнего приготовления, и ничего. Или дело в атмосфере? В самом Гекторе?
Боже! Я вчера занималась сексом на столе в ресторане! Пусть и в отдельной кабинке… Но… Слышали, наверное, все посетители. Уж Гектор постарался подарить мне болезненно-сладкое удовольствие. И хотя и глушил мои крики поцелуями, но далеко не все. Нужно отбросить это воспоминание. Мы попрощались. И если хотим дружить — такое впредь не должно повториться. Даю себе зарок.
— Алка, — сказала мне Катя, наша зав экспозиционно-выставочным отделом, уже дважды побывавшая замужем в свои тридцать, и дважды пережившая скандальный развод, — лучший способ забыть одного мужика — переключиться на другого.
В этом она права.
Открываю дверь, и наглый взгляд голубых глаз проходится по моей фигуре. Дома я хожу обычно в мягких просторных брюках и толстовке с капюшоном, на котором торчат в стороны кошачьи ушки. Непослушные волосы собраны в пучок на затылке. Локоны выбиваются. Выгляжу отнюдь неэротично — мажу краем глаза своё отражение в зеркале — но зато мило.
— Привет, соседка, соли не найдётся?
Подкат настолько тупой и откровенный, что я даже теряюсь.
Данил задирает руку, чешет свой блондинистый затылок, лыбится во все тридцать два. Нужно признать — идеально ровные.
Я не очень знаю, как вести себя, когда парни к тебе так откровенно клеятся. Смущаюсь, теряюсь, становлюсь резкой.
— А больше тебе ничего не надо?
Да уж, добрая соседка, ничего не скажешь? А вдруг ему действительно соль нужна.
Но ответ рассевает все сомнения относительно намерений этого наглеца:
— Ещё сахар и чай, если можно, — заявляет безапелляционно и продолжает улыбаться.
Вот же напористый! Что же мне попадаются такие бескомпромиссные мужчины?
Что мне делать? На несколько мгновений накрывает паника. Потом вспоминанию, что наш дом подключён к вневедомственной охране, и мне надо будет только нажать кнопку в случае чего. Главное, добраться до неё вовремя.
Я всё-таки решаю рискнуть, отступаю вглубь прихожей и говорю:
— Найдётся, идём на кухню.
Гектор бы устроил мне взбучку, если бы узнал, что я впустила незнакомого человека в квартиру. Но его здесь нет. Все свои вещи он забрал за день до развода, свои ключи оставил на тумбочке в прихожей. Теперь это полностью моя квартира. Я взрослая свободная женщина и вольна делать всё, что захочу.
Ощущение этой свободы немного пьянит, когда я провожаю нового соседа в кухню.
Данил без приглашения усаживается на стул, подвигает к себе печенье и начинает жевать.
Усмехаюсь — такой голодный!
Ставлю чайник, достаю из холодильника бутерброды и салат. Недавно прибежала с работы и ещё не успела приготовить полноценный ужин.
— Нехилая у тебя хата, — говорит сосед, обводя рукой солидный круг. — От родителей досталась? Или…
— Или, — отвечаю, чтобы сразу пресечь всякие пакостные ассоциации. — Муж подарил. Теперь уже бывший. Вчера развелись.
— Да ладно! — фыркает Данил. — Муж? Тебе хоть восемнадцать есть?
— Мне двадцать два, — задираю нос.
— Солидный возраст, ничего не скажешь!
— А тебе-то самому сколько?
— Двадцать четыре.
— Старикан прям! — фыркаю я.
Разливаю чай, раскладываю салат.
Он смотрит на ложку, которой я набираю массу, со щенячьей преданностью.
— Не скупись, хозяюшка, — подбадривает меня гость, — пожалей старого солдата.
И я выгребаю ему всё, что осталось в салатнице. Лицо Данила принимает блаженное выражение. Будто я прямо сейчас сделала для него что-то невероятно приятное.