8 марта, зараза!
Шрифт:
Коля хлопает глазами:
— Зачем он пытался забрать у тебя сумки? Он же у тебя вроде богатей?
Вздыхаю:
— Гектор полагал, что я его зона ответственности. До сих пор. И если нуждаюсь в помощи — он должен помочь. Хотя бы донести сумки.
Коля уже значительно гаснет — не умеет мой Медведя злиться, не его это:
— Ну, донёс? А дальше? — уже куда миролюбивее отзывается Коля.
— Дальше — мы попрощались. Навсегда, — я тянусь и прижимаюсь к теплому телу мужа, засовываю руку ему под толстовку, глажу складочки жира на боку. Кому-то может было бы противно, что человек рядом — не в спортивной
— Правда? — заглядывает мне в глаза Коля.
— Правда, Медведя, — чмокаю его в курносый нос. — Идём кушать. Я столько всего наготовила. Твой любимый салат с сухариками. Садись.
Разговор о еде — лучший способ поднять Коле настроение. Он позволяет мне взять себя за руку и повести на кухню.
Усаживаю дорогого гостя за стол, выставляю перед ним вкусняшки, над которыми трудилась.
Коля уплетает за обе щеки, а я с умилением гляжу на своего медвежонка. Как хорошо, что он у меня обычный. Потому что необычные красавчики с ледяным сердцем способны только замораживать всё вокруг. Хотя… разум упрямо мне подсовывает воспоминание о мятных глазах, полных абсолютной любви. Кажется, айсберг я всё-таки разморозила. А ледяные доспехи цинизма пошли трещинами. Наверное, это и хорошо. Так Гектор станет более человечным. И, кто знает, может всё-таки обретёт своё счастье.
Из размышлений выдёргивает вопрос Коленьки:
— Зай, — он запихивает в рот огромную ложку салата, — а у нас сегодня разве праздник? Ты ж этот, с сухариками, — он кивает на салатник, — только по праздникам готовишь.
— Праздник, Медведя, большой праздник! — торжественно заявляю я. — Совсем скоро мы станем родителями. Помнишь, я недавно подкладывала тебе странную длинную штуку — на ней две полоски было?
Коля кивает и опускает ложку, лицо его принимает неприятное и отталкивающее выражение. Он явно опять недоволен.
— Ты беременна? — слова режут, потому что в них нет и капли нежности.
— Да, — тем не менее радостно говорю я, — я перепроверила ещё на пяти разных тестах. Везде один результат. Завтра пойду в женскую консультацию, сдам анализы для верности. И на учёт, наверное, надо становиться. — Стаскиваю с тарелки дольку апельсина, смачно вгрызаюсь, чувствую, как расползается блаженство: пока готовила, всё время подташнивало.
— Именно, — соглашается вдруг Коля, только вот тон, которым он это делает, мне совсем не нравится, — пойдёшь в консультацию и запишешься на аборт.
— На какой ещё аборт? — роняю апельсиновую дольку на стол.
— На обычный, дура! — взрёвывает Коля. — Тот, который убьёт поганую личинку в тебе.
— Коля! Что ты говоришь?! Это же наш ребёнок! Наш малыш!
— Наш? — шипит он, сжимая вилку. — После того, как ты обнималась и тискалась с бывшим на глазах у всего дома, я уже в этом не уверен! Не намерен воспитывать чужого выбл**ка!
От грубых злых слов у меня слёзы наворачиваются на глаза:
— Коля, милый, одумайся! Какой вы… — у меня язык не поворачивается произнести это мерзкое слово. — Гектор только сегодня и приезжал. Он пальцем меня не тронул. И вообще — я порвала с ним. Окончательно порвала. Даже карточку ту порезала и выбросила.
— Что
— Выбросила карточку, — уточняю я, тоже поднимаясь.
— Пиз***ь! — снова ругается Коля, который раньше при мне и дурного слова не произносил.
И я вскипаю:
— Проверь! Всё в ведре!
Он меряет меня уничижительным взглядом и поворачивается к мусорному ведру, заглядывает в него. Обрезки карты на самом верху. Он сразу видит их, и когда поднимает глаза на меня — во взгляде сплошная ярость.
— Ну, сука! Ну, тварь! — выплёвывает он, надвигаясь на меня. — Чем тебе карта-то помешала, идиотка?
— Всем, Коля, всем! — зло выплёвываю я, бесясь с его реакции. — Пока она была — Гектор всё время стоял между нами. А так — только мы.
— Нет никаких «мы», сучка! Нет и никогда не было! — орёт Коля. — Ты мне нах не нужна. Щаз переведешь деньги со счёта на мой счёт — и вали колбаской откуда прибыла, понаеха хренова! Квартира на меня!
Вот как ты вопрос ставишь, дорогой. Интересный поворот сюжета через три года супружеской жизни. Ну что ж, медвежонок, у меня для тебя сюрприз, который тебе ооочень не понравится!
— А нечего переводить! — заявляю с апломбом, глядя в его белеющие от злости глаза.
— Что значит — нечего? Только не говори, мразь…
— Скажу, Коля, ещё как скажу! Я все до копейки деньги перевела в различные благотворительные фонды! В помощь больным детишкам!
Коля издаёт дикий рёв, хватает со стола нож и кидается на меня. Я вовремя успеваю отскочить и выбежать в прихожую.
— Ты совсем охренел! — киплю я.
— Это ты охренела, падла! Если тебе, долбо**е, деньги были не нужны, отдала бы мне! Шмара проклятая!
Он идёт на меня, я пячусь в комнату, пытаясь воззвать к его благоразумию:
— Коля, уймись! Что ты такое творишь?!
— Уймись! Ты, сука, говоришь мне уймись, после того, как слила все мои бабки!
— Твои? — возмущаюсь я. — Да твоей там и копейки не было!
— Да, мои, падла, мои! — визгливо орёт он. — Думаешь, я три года тебя терпел по большой любви? Ты, бля**, три года не говорила мне, что у тебя куча бабла. Невинной овечкой прикидывалась. SMS-ки, сука, удаляла. И, бля**, всегда ж успевала! Я уже начал думать, что мы всё это зря затеяли, пока сегодня не увидел деньги. Бля***, увидел и потерял! Сука-сука-сука!
Он начинает резко долбить ножом в том месте, где ещё недавно стояла я. Едва успеваю отпрыгнуть в сторону.
Мозг лихорадочно ищет решение. Самое правильное — звонить в полицию. Нужно добраться до телефона.
У Коли нож застревает в стене, он пытается его вытащить, матерясь ещё больше, а попутно — высказывает мне правду, от которой начинают шевелиться волосы:
— Это бабуля всё придумала. Когда ты пришла селиться к ней, она вспомнила, что видела тебя по телевизору. Твою, бля**, свадьбу крутили по федеральным каналам! А у моей бабули отменная память. Она и опознала в тебе жену строительного магната с Юга. Мы поняли, что вы развелись, а в этом случае такие закидушки, как ты, получают солидные отступные. И бабушка придумала, чтобы я женился на тебе и незаметно до денег добрался.