8 марта, зараза!
Шрифт:
— Ты мне не указ! — фыркаю я, вскидывая голову, и обхватывая второй пакет другой рукой (меня аж перекашивает от тяжести). — Уйди с дороги!
— И не подумаю, — отвечает этот наглец, складывая руки на груди, — пока ты не поставишь сумки обратно, и я их не заберу.
— Я не поставлю! Мне не нужна твоя помощь! — невольно повышаю голос и замечаю, что соседки, которые вышли выгулять собачек — две всезнающие старушки — навостряют уши, чуя отменное шоу. Нечасто такие в нашем спокойном спальном районе. Зато какой повод
Гектор почти рычит:
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
И шагает ко мне.
4(2)
Гектор почти рычит:
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
И шагает ко мне.
Я не успеваю вскрикнуть и вообще как-то защититься как он… легко подхватывает меня на руки. И это притом, что я с двумя тяжелючими пакетами. Коля и меня-то саму еле-еле поднимает, хотя во мне-то всего сорок пять килограмм. Поэтому я уже почти забыла это ощущение невесомости и парения, когда мужчина несёт тебя. Это чертовски приятно, но… Мне же нельзя.
Я замечаю, как бабульки, ослабив поводки своих собачонок, склоняются друг к другу и перешёптываются.
Крантец! Теперь стану поводом для сплетен.
Гектор решительно идёт к подъезду, несмотря на мои ёрзанья и попытки вырваться.
— Отпусти меня немедленно! — шиплю я рассерженной кошкой.
— Нет, — отрезает он и шепчет на ухо: — Меня заводят боевые котята.
Спорить с Гектором — всё равно, что пытаться переубедить танк. За три года я успела об этом забыть.
Он взбегает по ступенькам подъездного крыльца и отрывает входную дверь. Домофонов у нас нет — народ живёт не той категории. У всех каждая копейка на счету. Мы входим в подъезд, и кое-кто морщит свой классический нос.
— Ну и вонь! Как вы здесь живёте?
Гектор — патологический чистюля. В те моменты, когда он не на задании, конечно. Одежда всегда с иголочки, на ней ни пылинки, ни соринки. В кабинете, насколько помню, стерильный порядок. У меня ещё сохранились воспоминания, как он распекал клининговую компанию, приходившую в нашу квартиру, — девчонки плакали. Он не выносит грязь, беспорядок, дурные запахи. Поэтому сейчас в его глазах почти ужас от вида ободранных и помалёванных панелей, облупившейся штукатурки и паутинных занавесей на окнах лестничной площадки.
— Алла, — он поднимается со мной на руках на первый этаж — из подъезда сюда ведёт лестница в двадцать ступеней, — так не пойдёт. Нельзя в таких условиях растить ребёнка.
Я закатываю глаза — о том, какой он зануда, я тоже успела забыть. И что мир делится на обычных людей и…Гектора.
— У нас в доме пять мамаш с грудными детьми. Растят же как-то.
— Мне плевать на других мамаш, они — не моя зона ответственности.
— А я — твоя?
— Да, ты — моя, — и это «моя» из его уст звучит так
— Почему?
— Потому что, Алла, я — твой первый мужчина. Твой отец вручил тебя мне чистую и невинную. Мужчина ответствен за свою женщину.
…и невыносим! Где он только нахватался этого махрового домостроя?
— Ты уже не мой мужчина, а я — достаточно большая девочка, чтобы самой отвечать за себя.
Гектор только презрительно хмыкает:
— Я вижу, как ты сама отвечаешь: беременная таскаешь сумки, живёшь в трущобе, одета слишком легко для нынешней погоды. Зашибись, ответственность. О чём только твой муженёк думает?
— Он не знает, что я беременна.
— А что так? — интересуется Гектор, и я чувствую, как он напрягается: должно быть, разговоры о моей беременности задевают его.
— Положила ему под нос тест, а он не понял, что это такое, — признаюсь честно.
— Чушь, Алла! В наше время не существует мужчин, которые не знают, как выглядит тест на беременность и что означают две полоски на нём, — припечатывает этот всезнайка. — Точно так же как нет девственниц, которые бы не были сведущи в теории секса. Для этого нужно жить в полном информационном вакууме.
Вот же гад — сейчас своей уверенностью и чётко построенными фразами он сеет во мне сомнения в Коле. Ведь муж просил повременить. Может быть, поэтому и проигнорировал тест? Не готов пока говорить об этом? А придётся, потому что отступать уже некуда. Медвежонок, конечно, поворчит, но в конечном итоге будет рад. Он любит меня, а значит, и нашего малыша полюбит.
Мы уже на площадке второго этажа, наша с Колей квартира на четвёртом. Гектор, конечно же, это знает, поэтому не собирается останавливаться.
…его запах, его сила, его уверенность они… будоражат. Они уводят в неправильные, грешные и порочные мысли: о его руках, его губах на моей коже. О том, как сладостно выгибаться под ним. Как приятно щекочет кожу мех красных наручников… И совсем уже плохие — о том, что с Колей у нас за три года ни разу не было такого улётного секса, как с Гектором. И вообще — медвежонок не склонен к экспериментам в постели, как некоторые…Раньше мне этого хватало. Потому что не очень хороший секс с лихвой окупался нежностью и теплотой, которыми окружал меня муж.
Но стоило явиться гостю из прошлого, и всё готово полететь к чертям. Так не пойдёт. Это нечестно по отношению к Коле.
И я пытаюсь отстоять себе хоть немного самостоятельности.
— Ты до четвёртого этажа меня тащить собираешься?
— Да, — отвечает Гектор, у него лишь немного сбилось дыханье, а в остальном незаметно и капли усталости. — Есть возражения?
— Конечно, есть! Теперь все соседи будут говорить, что незнакомый мужчина носит меня на руках по лестнице.
— И?