"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).
Шрифт:
Аналогичная точка зрения развивается в работе В. И. Жель-виса (1997). Исследование строится на материале многих языков, проводится межкультурное сравнение. В качестве источника инвективного словоупотребления также рассматривается та-буированность: «...в процессе исторического развития мировая этика развивает две тенденции, выглядящие на первый взгляд как полностью противоположные. Это сакрализация всего связанного с генеративным циклом и одновременно —это сложный сплав профанного восприятия тех же фаллических символов с сохраняющимся в подсознании сакральным отношением к ним...
Ход такого развития в целом понятен: взгляд на отношения полов как на священный акт фактически означал очень строгое табу на пренебрежительный или насмешливый, т. е.
Таким образом, исходной посылкой является запретность упоминания гениталий и вообще всего, что составляет содержание второго члена оппозиции телесный верх/телесный низ. Инвективы рассматриваются как инструмент эмоциональной разрядки, вербальной сексуальной агрессии, как средство экс-территоризации эмоций: нарушение табу играет роль катарсиса. В монографии В. И. Жельвиса в качестве одной из функций об-сценных инвектив называется сексуальная агрессия.
Иными словами, употребление ругательств связывается главным образом с демоном сексуальности. Аналогичный подход можно встретить и в «Заветной русской идиоматике» В. Буя, где рассматривается внутренняя форма «заветных идиом», а также их употребление с позиции теории речевых актов. При разъяснении значения фразеологизма исходят из его внутренней формы, то есть акцент делается, как правило, на «генитальном» характере идиомы. Так, словарная статья ебут и фамилию не спрашивают содержит следующее определение:
«Ебут и фамилию не спрашивают —неценз. сентенция, указывающая на ситуацию, в которой какие-либо лица предпринимают действия по отношению к субъекту, от которых он терпит ущерб, сопоставимый с ущербом от сексуальной агрессии, и не желают принимать во внимание никаких аргументов против этих действий»5.
Как показывают примеры, в большинстве случаев самые разные авторы, ставящие в своих работах самые разные цели, обращают внимание на эротическую сторону русского мата. Подтверждает это и работа Е. Миненок (1995), посвященная русским эротическим песням. Примечательно, однако, что Е. Миненок указывает на три пласта эротического фольклора — архаический, переходный и поздний. Причем поздняя эротическая песня не «rtpo-живает» сексуальную ситуацию, а занимается ее «описанием»6. В этой группе песен, по наблюдению автора, практически отсутствует обсценная лексика: «начинается процесс “осмысления” сексуального поведения и, соответственно, высказывается по его поводу определенная морально-этическая оценка»7.
Из сказанного следует, что обсценная лексика более всего связывается с мотивом коитуса и его табуированности. В рассмотренных работах значение обсценных выражений выводится из табуированности сексуального, из мифологического сознания, неразрывного существования сакрального и профанного, что также связано с генитальной семантикой. Хотя подход авторов различается по направлению поиска (синхронный и диахрон-ный анализ), специфике материала и «педалированию» отдельных аспектов значения обсценной лексики, все исследователи в той или иной степени видят причину запретности обсценного словаря в его соотнесенности с человеческими гениталиями, а также в табуированности словесного описания (вербализации) эротических переживаний. Таким образом, речь идет о запретности называния коитуса.
Представляется, однако, что существует ряд высказываний, включающих обсценную лексику, где на первый план выдвигается иная тема — доминирование, господство. Говорящий вербально приписывает себе
1) Разговор у ларька:
— А ты чего из «челноков» ушла?
— Ебут очень.
2) Общеизвестно выражение начальство ебет, означающее, что начальство полностью реализует свою властную функцию и более высокий статус, а также право доминировать — заставлять подчиненных совершать какие-либо действия.
3) Наиболее показателен широко известный в армии анекдот:
Идут два генерала, а перед ними — очень красивая девушка.
Генерал 1. Давай ее выебем!
Генерал 2. Давай, только за что?
В данном случае комический эффект достигается именно за счет того, что обеденный глагол, который начальники привыкли употреблять в значении наказать, воспользовавшись своим правом старшего и более высоким статусом (то есть в значении, не имеющем непосредственной связи с эротикой), переносится в сферу сексуального. Оказывается, что выебать можно лишь того, кто совершил нечто предосудительное, не выполнил приказ и т. п.
Сопоставим приведенные примеры с выводами Я. Дембовс-кого, занимавшегося изучением психологии обезьян: «Вожак укрощает строптивого “холостяка” или непослушную самку, принимая такую же позу, какую он принимает во время спаривания. Если поза укрощения является знаком властвования, то поза подставления самки служит знаком покорности»8. У Н. Тиха находим: «Подставление, как и покрывание, — наиболее употребительный способ общения между подчиненными и господствующими членами стада многих видов обезьян... Позу подставления принимают не только самки, но и самцы...»9 По мнению Ю. А. Бородая, способ «устрашения» и «выражения покорности» у обезьян заслуживает особого рассмотрения: «Его суть состоит в том, что специфически сексуальная реакция становится здесь универсальным способом регуляции внутригрупповых отношений, символом “господства — подчинения”, то есть символическим замещением реакции, не имеющей прямого отношения к половому акту»10.
С описанными ситуациями согласуется также факт, зафиксированный в ряде работ по феминизму11 (JanssenJurreit, 1975), где упоминается возникновение у американских летчиков эрекции при бомбежке вьетнамских населенных пунктов.
В свете изложенного, а также в результате наблюдений за повседневным употреблением обсценной лексики в соответствующих социальных группах мы приходим к выводу, что основным значением обсценной лексики в ряде случаев ее употребления является «доминирование, господство». Мы считаем, что эти ситуации не могут быть адекватно описаны лишь с опорой на внутреннюю форму, как это предлагает В. Буй. Не подходит и ситуация совмещения сакрального с профанным по Жель-вису, так как в подобных ситуациях обеденная и сакральная лексика не взаимозаменяемы; отсутствуют двойственность, ситуация выбора, амбивалентность. И хотя во внутренней форме указанных ругательств присутствует оппозиция телесного «верха» и «низа», она также не является главной при рассмотрении значения указанных случаев употребления обсценной лексики.
На наш взгляд, в данных разговорных ситуациях в лексике типа «ебать», «заебать» основной темой является «господство, доминирование», то есть выражение властных отношений, приписывание себе или третьему лицу более высокого статуса, который и позволяет осуществлять названные действия.
Исследования по психологии обезьян позволяют предположить, что господство, утверждение себя как лидера в подсознании находятся рядом с коитальной сферой еще со времен предыстории человечества. Более того, оказывается, что ситуации, где обыгрывается именно эта тема, встречаются значительно чаще, чем употребление этих слов с целью обозначения коитуса как такового.