"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).
Шрифт:
Дома они ходят плохо одетые, но когда они оказывают, по приказанию мужа, честь чужому гостю, пригубливая перед ним чарку водки, или же, если они идут через улицы, например в церковь, они должны быть одеты великолепнейшим образом, и лицо, и шея должны быть густо и жирно набелены и нарумянены <...>.
Так как праздные молодые женщины очень редко появляются среди людей, а также немного работают и дома и, следовательно, мало заняты, то иногда они устраивают себе со своими девушками развлечения, например качаясь на качелях. Они кладут доску на обрубок дерева, становятся на оба конца, качаются и подбрасывают друг друга в воздух <...>. Мужчины очень охотно разрешают женам подобное увеселение и иногда даже помогают им в нем.
Если [между мужем и женою] у них часто возникают недовольство
Когда, вследствие этих причин, жена бывает сильно прибита кнутом или палкою, она не придает этому большого значения, так как сознает свою вину и к тому же видит, что отличающиеся теми же пороками ее соседки и сестры испытывают не лучшее обращение.
Чтобы, однако, русские жены в частом битье и бичевании усматривали сердечную любовь, а в отсутствии их — нелюбовь и нерасположение мужей к себе, как об этом сообщают некоторые писатели по «русской хронике» Петрея (а Петрей заимствовал, несомненно, из Герберштейна и сочинения Bai^clau «Icon amvorum»), этого мне не привелось узнать, да и не могу я себе представить, что они любили то, чего отвращается природа и всякая тварь, и чтобы считали за признак любви то, что является знаком гнева и вражды. Известная поговорка: «Побои не вызывают дружбы», на мой взгляд, справедлива и для них. Никакой человек, обладающий здравым рассудком, не будет без причины ненавидеть и мучить собственную плоть. Возможно, конечно, что некоторые из них говорили сами мужьям, ради шугки, подобные речи. Возможно также, что действительно был и следующий случай. Некая глупая жена, прожив довольно много времени в мире и единении со своим мужем, наконец обратилась к нему со словами: «Ей неясно до сих пор, любит ли он ее как следует, так как она еще ни разу не получала от него побоев». После этого муж будто бы дал себя уговорить, показал ей свою любовь, как она того требовала, и сильно отстегал ее кнутом; так как ей это понравилось, он повторил эти побои через некоторое время, и, наконец, в третий раз, доказывая сильнейшую любовь свою, засек ее до смерти <...>. Однако то, что произошло с этой одной женщиною, не может служить примером для других, и по праву одной нельзя судить о природе всех остальных.
Прелюбодеяние у них не наказывается смертью, да и не именуется у них прелюбодеянием, а просто блудом, если женатый пробудет ночь с женою другою. Прелюбодеем называют они лишь того, кто вступает в брак с чужою женою.
Если женщиной, состоящей в браке, совершен будет блуд и она будет обвинена и уличена, то ей за это полагается наказание кнутом. Виновная должна несколько дней провести в монастыре, питаясь водою и хлебом, затем ее вновь отсылают домой, где вторично ее бьет кнутом хозяин дома за запущенную дома работу.
Если супруги надоедят друг другу и не могут более жить в мире и согласии, то исходом из затруднения является то, что один из супругов отправляется в монастырь. Если так поступает муж, оставляя, в честь Божию, свою жену, а жена его получит другого мужа, то первый может быть посвящен в попы. Мужу также предоставляется, если жена его оказывается бесплодною, отправлять ее в монастырь и жениться через шесть недель на другой.
Примеры подобного рода даны и некоторыми из великих князей, которые, не будучи в состоянии произвести со своими супругами на свет наследника или получая лишь дочерей от них, отправляли жен в монастыри и женились на других <...>. Если муж в состоянии сказать и доказать о жене что-либо нечестивое, она должна давать постричь себя в монахини. При этом мужчина часто поступает скорее по произволу, чем по праву. Рассердившись на жену по одной лишь подозрительности, <...> он за деньги нанимает пару негодяев, которые с ним идут к судье <...> и свидетельствуют против его жены, будто бы они застали ее при том или ином проступке или блуде. Этим способом достигают того, что добрая женщина, раньше чем она успеет собраться с мыслями,
В наше время горестным образом должен был узнать это некий поляк, принявший русскую веру и женившийся на прекрасной молодой русской. Когда он по неотложным делам должен был уехать и пробыть вдали более года, доброй женщине, вероятно, ложе показалось недостаточно теплым, она сошлась с другим и родила ребенка. Узнав затем о возвращении мужа и не будучи уверена, что ей удастся дать добрый отчет в своем хозяйничанье дома, она бежала в монастырь и там постриглась. Когда муж вернулся домой и узнал, в чем дело, его более всего огорчило то, что жена посвятилась в монахини. Он бы охотно простил ее и принял бы ее вновь, да и она бы опять вернулась к нему, но их уже нельзя было соединить, несмотря на все их желание <...>.
Насколько русские охочи до телесного соития и в браке, и вне его, настолько же считают они его греховным и нечистым. Они не допускают, чтобы при соитии крестик, вешаемый при крещении на шею, оставался на теле, но снимают его на это время. Кроме того, соитие не должно происходить в комнатах, где находятся иконы святых; если же иконы здесь окажутся, то их тщательно закрывают.
Точно так же тот, кто пользовался плотскою утехою, в течение этого дня не должен входить в церковь, разве лишь хорошенько обмывшись и переодевшись в чистое. Более совестливые в подобном случае тем не менее остаются перед церковью или в притворе ее и там молятся. Когда священник коснется своей жены, он должен над пупом и ниже его хорошенько обмыться и затем, правда, может прийти в церковь, но не смеет войти в алтарь. Женщины считаются более нечистыми, чем мужчины; поэтому они во время обедни встречаются не в самой церкви, но большей частью впереди, у дверей ее <...>.
Публ. по: Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно Адама Олеария. СПб., 1905. С. 189 — 190, 201 — 205, 222 - 230.
СТАРИННЫЕ ПАМЯТНИКИ МЕДИЦИНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ XVI - XVII вв.
Из «Лечебника»
145. Аще у кого михерь болит от чего-нибудь, вари петрузе-лие и коренье в вине старом, да в естве, да приложи на него, ино избавит.
146. Кому коли михерь опухнет и не может воды пустити, возьми ржаныя муки, да вели собе копати траву, зовут ее скев-рот87, и ты возьми корения тоя травы, истолцы и смешай с мукою со ржаною, да свари воску, сие да приложи круг михеря.
147. Аще опухнет лоно'от чего-нибудь, ино скрести с молодой коры хвои, верхняя кора долой, да скрести чилки88 мезгу, что как лыко белое, того да варити в воде в горшке, да мазати лоно, коли опухнет, да помазати пресным медом, да прикладывай на лоно ту воду, что хвоя варена, ино исцелеет.
150. А у кого муде опухнут, возьми горох, да вари в пиве, да мажи на плате, прикладывай к мудям.
151. А пластырь доспей к муду болячце, которая еще не отвалится, возьми смолы, да горошныя муки, да меду пресного, да стопй вместе, наряди пластырь, да приложи на болячку, и она часа того отворится.
152. Аще у кого чрево выходит в муде, наряди поливрос** от польши, да бобков здоровых, да свари с медом пресным, да приложи на рану столь горяче, как может терпети.
328. Аще жена не борзо начнет ражати детяти, сия словеса напиши на масле, дай пити с водою: слофесфлор свелса89.
334. Аще человек не мочится и будет камень в мехири, да пустить воду во скляницу, аще будет ссец желт, то камень есть в водном проходе, дай же ему ясти и пити сладко, да ся тем ра-зыдет, аще будет в лете, то коровие молоко парное, аще будет в зиме, то кмин, и питан, и курицу столк, клади же по равну, вари же по густу со млеком и с медом, дай же ему по ложке вина, дондеже минет.