"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).

Пушкарева Наталья Львовна

³⁹ При Екатерине II были открыты воспитательные дома в Москве (1764) и Петербурге (1770). В 1764 г. часть корпусов Смольного монастыря была передана Воспитательному обществу благородных девиц (Смольному институту).

⁴⁰ Подразумеваются события, предшествующие первому разделу Польши: Екатерина П, усиливая свое влияние в этой стране, поддерживала короля Станислава Понятовского (1764 — 1795), а также диссидентов, т. е. христиан-некатоликов.

⁴¹ Важным эпизодом русско-турецкой войны 1768 — 1774 гг. была экспедиция русского флота в Средиземное и Эгейское моря, завершившаяся победоносным морским сражением у Чесмы (1770).

⁴² 21 апреля 1785 г. Екатерина II подписала Жалованную грамоту дворянству и Жалованную грамоту городам.

⁴³

Чичерин Николай Иванович — генерал-полицмейсгер. С 1764 г. предпринял много строительных работ по благоустройству города. В 1777 г. в столице произошло крупное наводнение, унесшее тысячи жизней. Екатерина II поставила случившееся в вину Чичерину как главе полиции, вследствие чего 7 декабря 1777 г. он получил отставку.

⁴⁴ Имеется в виду статс-дама графиня П. А. Брюс.

⁴⁵ Кроме переводов отдельных сочинений Вольтера, И. Г. Рахманинов начал с 1785 г. выпуск «Полного собрания всех переведенных на российский язык сочинений Вольтера». «Белизер» («Велизарий») — философский роман Ж. Мармонтеля — был переведен на русский язык в 1773 г. Еще за два-три года до Французской революции консерватор Щербатов осуждает проникновение в Россию вольной французской литературы. После 1789 г. правительство Екатерины П резко переменит прежнее просвещенно-либеральное отношение к передовым западноевропейским мыслителям.

Часть П

ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ ЛЮБВИ, ЭРОТИКИ и СЕКСУАЛЬНОЙ ЭТИКИ в ДОИНДУСТРИАЛЬНОЙ РОССИИ

(X - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX В.)

Ева Левина

СЕКС И ОБЩЕСТВО В МИРЕ ПРАВОСЛАВНЫХ СЛАВЯН 900 — 1700 гг.

ВВЕДЕНИЕ Постановка проблемы

Беспристрастное изучение сексуальности — нововведение XX века. В более ранние времена эту область душевной организации человека окутывала завеса молчания. Теорию о том, что сексуальные желания присущи людям от рождения, что внешние проявления этих желаний подвержены влиянию общественных ограничений и что отдельные модели поведения, внешне будто бы не связанные с сексуальностью, на самом деле могут иметь чисто сексуальные корни, впервые сформулировал Зигмунд Фрейд. Последователи Фрейда, однако, поставили вопрос, до какой именно степени сексуальность отдельной личности может влиять на внесексуальные аспекты жизни общества. Тем не менее на волне распространения фрейдовской теории психологи, социологи, антропологи, врачи, а не так давно и историки принялись за изучение сексуальности точно так же, как и любого другого аспекта человеческой жизни. Исследование сексуального поведения стало вестись отдельно и от рекомендаций по обогащению репертуара технических приемов, равно как от проповедей обязательности некоего морального кодекса¹.

Ряд ученых, работавших над проблемой сексуальности, рассматривал сексуальную реальность данного времени и мёста как проявление всеобщих и ничему не подвластных биологических или психологических свойств личности. Другие утверждали, будто бы сексуальное поведение формируется обществом, культурой и историей². Наиболее решительным сторонником последней точки зрения выступил Мишель Фуко, в чьей «Истории сексуальности» подчеркивается опосредованное и комплексное взаимодействие общественных сил и сексуального поведений. Те, кто становятся на подобную точку зрения, либо рассматривают социальные ограничения, налагаемые на сексуальное самовыражение, как единственный предохранительный клапан цивилизации против сексуального варварства, либо воспринимают их как цепи, сковывающие человеческий потенциал духовного и эмоционального развития через секс.

Большинство историков предпочитают не становиться на ту или иную сторону в спорах о характере сексуальности и ограничиваются обсуждением конкретных норм и проявлений сексуального поведения. Верн Буллоу, изучавший как западные, так и восточные общества, создал наилучшую общую историю сексуальности⁴. Сильнейшей стороной его труда является заведомый отказ от стереотипных и упрощенных характеристик структур и целей сексуальной жизни в прошлом. Но, несмотря на широту охвата, труд Буллоу касается средневековых славян лишь мимоходом.

Различие теоретических посылок тех или иных историков проявляется в оценке ими степени эффективности официальных норм, требований и законов применительно к их способности изменять сексуальное поведение отдельных лиц. Споры такого рода легко обнаруживаются в работах по истории сексуальности в Западной

Европе времен Средневековья и начала Нового времени. Ряд ученых утверждает, что власти, вводившие те или иные нормы, тем самым навязывали конкретные модели сексуального поведения, из чего и проистекает — с точки зрения этих исследователей — «репрессивность» западных стандартов. Другие — основываются на том, что подавляющая масса населения вела себя заведомо аморально, и на ее поведение в области секса почти не влияли нормы и законы. Неудивительно, что приверженцы первого направления являются, как правило, знатоками директивных источников, а именно, сводов законов и церковных уставов, в то время как сторонники второго предпочитают изучать письменные памятники, фиксирующие конкретное поведение отдельных людей, а именно — протоколы судебных дел и приходскую документацию⁵. При этом каждая из принимаемых за основу научных платформ содержит в себе достаточно истины, чтобы позволить исследователям каждого из направлений сделать вполне корректные выводы.

Качество публикаций по вопросам сексуальности в Европе периода Средневековья и начала Нового времени поразительно высокое. Джеймс Э. Брандейдж осуществил в высшей степени всеобъемлющий анализ римско-католического церковного права⁶. Основой его выводов относительно сексуальности, касавшихся в основном раннего Средневековья, послужила подвергшаяся серьезной научной проработке литература о применявшихся в те времена наказаниях⁷. Помимо его труда, в современной науке имеются многочисленные статьи, трактующие конкретные аспекты сексуальности, а также фундаментальные исследования о нарушителях сексуальных предписаний; эти статьи созданы по материалам дел, рассматривавшихся церковными судами в Англии начала Нового времени, а также в Венеции эпохи Возрождения⁸.

Особое внимание исследователей привлекает гомосексуализм⁹. Изучение сексуального самовыражения в средневековой Греции и Византийской империи все еще остается делом будущего, хотя действовавшее в Византии церковное брачное право уже изучено¹⁰. К сожалению, весьма немногие из ученых интересовались проблемами брака и сексуальности у славян, перешедших в католичество¹¹.

Так или иначе, средневековая Западная Европа предлагает наиболее насыщенную информацией модель, на базе которой возможно изучение сексуальности у православных славян: оба общества обладали схожей политической организацией, экономической базой и степенью технического развития, были социально стратифицированы. Многие из имеющихся в наличии источников обладают типологическим сходством, как, впрочем, сходны и неизбежные пробелы в доступной нам информации: при этом православные славяне имеют общую с Западной Европой раннехристианскую традицию, включающую аскетизм неоплатоников. Православная Церковь в средневековых славянских государствах, подобно Римско-Католической Церкви в Западной Европе, регулировала сексуальное поведение в первую очередь посредством системы исповеди каждого верующего, а также через систему церковных судов. Проповедуя нормы праведного поведения в атмосфере специально нагнетаемого ощущения каждым своей изначальной вины, священнослужители надеялись, что их паства воспримет установленные моральные стандарты как незыблемые правила личного поведения¹².

Православные славяне представляют собою ветвь той же самой европейской и христианской культуры, которая была господствующим элементом западной цивилизации. Изучение истории сексуальности в этом регионе Европы раскрывает наличие широкого диапазона вариаций в рамках западной традиции.

Однако сходство между римско-католической Западной Европой и православной Восточной не следует преувеличивать. Социальная структура православных славян отличается от западноевропейской отсутствием феодальной иерархии. Сербская, болгарская и русская монархии реже практиковали систему вассальной зависимости и не одаривали аристократию ленными владениями, хотя, тем не менее, «прония» на Балканах и «поместье» в России в определенной степени увязывались с фактом службы государю. Взамен феодальных связей политические возможности определялись родословной и семейным положением¹³. Параллельно преобладающей форме землевладения как родового наследия существовало частичное наследование родового имения сыновьями, если не дочерьми, и наличествовала существенная экономическая роль, отводимая вдовам. Такого рода соображения глубочайшим образом влияли на православную славянскую концепцию цели брака и приемлемости внебрачных сексуальных отношений.