А жить, братишки, будет можно!
Шрифт:
В ординаторскую зашел заведующий нейрохирургическим отделением Цариков. Он уселся за свободный стол. И Сухорукова, и Наталья Николаевна подняли головы и повернули их к заведующему.
Цариков громко сказал:
– Ну-с, коллеги. Хотелось бы услышать Ваше мнение о том, что нам делать с этим парнем дальше.
Цариков посмотрел на Татьяну Ивановну.
Сколько операций он уже перенес? Четыре?
– Да, - ответила Татьяна Ивановна.
– И ему необходима еще одна. Однако…
Сухорукова
– Я боюсь, что он может ее не выдержать. Поэтому я считаю, что хирургические вмешательства пора прекратить. Попробуем терапию.
Цариков согласно кивнул и перевел взгляд на Наталью Николаевну.
– Полагаю, Вы придерживаетесь того же мнения?
Слегка покраснев, Наталья Николаевна опустила голову.
– Татьяна Ивановна всегда была для меня непререкаемым авторитетом… Но…, - она покраснела еще сильнее.
– Вы лучше меня знаете, что терапия в подобных случаях не дает почти никакого эффекта…
Цариков и Татьяна Ивановна переглянулись: оба выглядели удивленными.
– А если сделать Павлу еще одну операцию, - продолжала Наталья Николаевна, – у него появится шанс не просто жить, но даже со временем встать на ноги.
– Наташенька, я не спорю, - с легким раздражением произнесла Сухорукова. – Если мы сделаем Павлу еще одну операцию, шанс встать на ноги у него действительно может появиться. Однако…
Татьяна Ивановна взяла со стола рентгеновский снимок и потрясла им в воздухе.
– Риск слишком велик. А поэтому я категорически против…
…Генерал Сухоруков сидел за столом и держал наградной пистолет в правой руке. Пальцами левой он задумчиво поглаживал медную табличку с выгравированной на ней надписью.
Василий Егорович закрыл глаза и медленно поднес пистолет к голове, уперев его ствол в висок.
Раздалась громкая трель входного звонка.
Василий Егорович вздрогнул и открыл глаза. Он быстро положил пистолет обратно в коробку, встал и пошел открывать…
…Сухоруков распахнул дверь и едва не вскрикнул от удивления: на пороге квартиры стоял Чуйкин в генеральской форме.
– Юра! – широко раскинув в стороны руки, радостно воскликнул Василий Егорович.
– Не ждал?!
Широко улыбаясь, Чуйкин переступил порог, и друзья крепко обнялись.
Чуйкин похлопал Сухорукова по спине.
– Ну, здравствуй, блудный сын! С возвращением на родную землю!
Освободившись из объятий друга, Сухоруков вопросительно посмотрел ему в глаза.
– Когда ты узнал, что я прилетел?
– Утром, в штабе ВДВ, - Чуйкин хохотнул.
– Я же приехал в командировку, в Москву. Сегодня собирался обратно в Гайжюнай. А тут – такая новость. Ну, я и рванул к тебе – в Тулу.
Спохватившись, Сухоруков отступил в
– Чего мы с тобой стоим у порога? Проходи!
…Друзья зашли в кабинет Василия Егоровича. Увидев коробку с пистолетом, которую он впопыхах даже не успел закрыть, Сухоруков встал у стола и попытался загородить ее спиной, но было поздно: Чуйкин заметил пистолет.
Командир Гайжюнайской дивизии удивленно и сердито посмотрел на друга.
– Та-а-к, - укоризненно протянул Чуйкин и кивнул на оружие.
– Ты что задумал?
Он сердито засопел и выразительно покрутил пальцем у виска, а затем подошел к столу, вежливо отодвинул Сухорукова в сторону, вытащил из коробки пистолет и сунул его к себе в карман.
– Верну, когда буду уверен, что дурь эта у тебя прошла, - буркнул Чуйкин и, не сдержавшись, добавил.
– …твою мать!
Он махнул рукой.
– Я не знаю, что у тебя там в Африке произошло… Слухи ходят разные, - Чуйкин вскинул голову.
– Но что бы ни случилось, ты об этом, - генерал похлопал по пистолету, спрятанному в карман, - даже не думай, понял?
Чуйкин раскрыл принесенный с собой портфель и достал из него бутылку армянского коньяка. Он поставил бутылку на стол и подмигнул Сухорукову.
– Закусить у тебя чем-нибудь найдется, генерал?
…Сухоруков и Чуйкин сидели на кухне. На кухонном столе стояли початая бутылка коньяка, две хрустальные рюмки и блюдечко с нарезанными дольками лимона. Рядом с блюдечком лежала распечатанная плитка шоколада.
Чуйкин сочувственно покачал головой.
– Ну, теперь я понимаю… Почему тебя срочно отозвали. Прогневил ты африканского царька.
Генерал взял в руку бутылку и наполнил рюмки коньяком. Поставив бутылку на стол, он потрепал Василия Егоровича по плечу.
– Но я хочу, чтобы ты знал: какое бы решение по тебе не приняли, Чуйкин был и всегда останется твоим другом.
Чуйкин поднял рюмку.
– За нас с тобой, Василий!
Сухоруков тоже поднял рюмку.
Генералы чокнулись, выпили и потянулись к закуске. Сухоруков взял с блюдца дольку лимона, Чуйкин отломил от плитки кусочек шоколада.
В прихожей громко зазвонил телефон.
– Извини, - бросил другу Сухоруков.
Василий Егорович поднялся и вышел из кухни с долькой лимона в руке.
В прихожей Сухоруков снял с трезвонящего телефонного аппарата трубку и поднес ее к уху.
– Сухоруков слушает.
Долька лимона выпала у него из пальцев, потому что на другом конце провода он услышал бодрый и приветливый голос генерал-полковника Мурашова.
– Привет, Василий!
– Володя?! – все еще не веря своим ушам, радостно выдохнул в трубку Сухоруков. – Здравствуй!