А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
Веселенькую нить?
Но так как эта «веселенькая нить» — единственное, что изнутри связывает
обитателя чердака с миром, то она неизбежно оказывается крайне непрочной;
на лице героя стихотворения «Хожу, брожу понурый…» лежат белые отблески
окружающих его пустых пространств («лицо мое белее, чем белая стена»); в
стихотворении «На чердаке» рисуется финал этой одинокой любви:
Чтоб была нарядна
И, как снег, бела!
Чтоб глядел я жадно
Из
Слаще пой ты, вьюга,
В снежную трубу,
Чтоб спала подруга
В ледяном гробу!
Такой же финал романа настигает женский персонаж этого «чердачного»
повествования в стихотворении «Не пришел на свидание» (февраль 1908 г.); в
обобщенном виде трагизм одинокого существования городского
«рассословленного» человека дается в открывающем весь этот ряд стихов
произведении «В октябре» (октябрь 1906 г.):
Лечу, лечу к мальчишке малому
Средь вихря и огня…
Все, все по-старому, бывалому,
Да только — без меня!
Обитатель чердака бросается из окна в колодец двора, и этот человеческий
конец оказывается наиболее широким, общим, характерным для всего ряда
стихов воплощением внутреннего единства темы в ее одновременно и
лирическом, и социальном аспектах.
Социальная определенность лирического характера оказывается, таким
образом, односторонней, лишенной большой общественной перспективы.
Характерна возникающая аналогия со стихотворением «Митинг» из стихов о
1905 годе. Там гибель оратора давалась в некоей общей перспективе, хотя эта
перспектива сама по себе чертилась идеалистически (тема «Дамы»). Огромен
художественный рост Блока в стихах из «Мещанского житья»: лирические
характеры живут уже без всяких абстрактно-обобщающих подсказок, сами по
себе, своей внутренней и одновременно социальной жизнью. Однако жизнь эта
пока что протекает в очень замкнутом пространстве. Характер сам по себе по-
своему активен, социально «колюч», «неуживчив», но это характер духовного
«бродяги», кое в чем и «анархиста». Поэтому повествовательность, дающая
опять-таки огромные преимущества в смысле жизненной и социальной
конкретности, в то же время замыкает лирический «рассказ в стихах» в рамки
не имеющих большого общественного выхода сюжетов. Получается — в
художественном плане — лирическая повествовательность очень высокого
литературного класса. «Чердачные» стихи вызывают ассоциации с большой
русской прозой 40-х годов, с «Белыми ночами» и вообще с ранними повестями
Достоевского. Вместе с тем это лирика, весьма подлинная в своих поэтических
качествах. Блок оставляет далеко
которых он исходил и чьи задачи он решает на несравненно более высоком
уровне. Однако духовная бесперспективность лирических характеров во
многом говорит о неполной решенности и общих, магистральных
художественных задач самого поэта. Замкнуто-повествовательный и в то же
время «бродяжий» лирический характер должен расшириться в своих
возможностях, показать какие-то иные, менее ограниченно локальные краски,
для того чтобы стать способным нести более обобщающие темы, — такова
непосредственная поэтическая задача, возникающая перед Блоком.
Говоря о возможностях расширения лирического характера у Блока, надо
ясно представлять себе то обстоятельство, что речь идет здесь не просто о
накоплении неких внешне, арифметически присоединяемых к образу качеств,
но о гораздо более творчески сложной вещи: о гибкости, свободных внутренних
переходах между разными сторонами изображаемой личности, о большей
самостоятельности, инициативности, жизненной самодеятельности
создаваемого образа-характера. Значение стихов «чердачной» темы, очевидно, в
движении лирики Блока состоит вовсе не в том, что механически соединяются
социальность и лиризм, существовавшие у Блока до этого несколько порознь.
Существенно тут совсем другое. Общая тенденция к социальному
истолкованию лирического образа-характера проходит в том или ином виде
через всю «Нечаянную Радость», и совсем не это само по себе является
новинкой в стихах второй половины 1906 г. Ново здесь то, что лиризм и
социальность выступают как тонко взаимосвязанные, гибко переходящие друг в
друга неотъемлемые особенности более живой, непосредственной,
самодеятельной личности. Говоря грубо, персонаж от этого делается
«характернее» — одновременно и индивидуально-определеннее, и шире. Суть
дела именно в этом, а не в механическом сложении разных качеств. Ведь,
например, «Незнакомка», как раз лишенная этих органичных переходов, не
случайно строится на резкости контраста разных сторон ситуации и потому-то
становится как бы лицевым, основным образом, характером-принципом
«Нечаянной Радости», хотя такого замысла не было и не могло быть у Блока.
Дальнейшее же расширение лирического характера после «чердачных» стихов
будет состоять как раз во введении новых граней в логику гибких переходов
внутри самого образа, но опять-таки не в механическом «подключении» каких-