А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
Не могу я не петь, не плясать,
И не могут луга и овраги
Под стопою Твоей не сгорать.
(«Пляски осенние», октябрь 1905)
Надо сказать прямо, что этот образ «снимающей», «сжигающей» материальные
земные отношения людей «Тишины» или «Радости» является мистико-
лирической схемой новой Дамы; он противостоит блоковскому образу
России — реальной страны, полной глубоких трагических противоречий. Эта
схема имеет
Через все стихотворение проходит образ «хоровода». Андрей Белый под образ
«хоровода» подкладывал идею религиозной общины, идею, восходящую к
славянофилам: «Теория Дарвина построена на сохранении рода путем полового
подбора, т. е. путем отысканных и установленных форм общения и связи
индивидуумов… Религия есть своего рода подбор переживаний, к которым еще
не найдены формы. Жизнь общины основана на подборе и расположении
переживаний отдельных членов, как скоро в переживаниях своих они
соединяются друг с другом. Понятно, что только в общине куются новые формы
жизни»137. Общинный «хоровод» верующих в мистическую схему есть
социальная Утопия выхода из противоречий жизни путем умозрительного
слияния, синтеза.
Этот конструктивный мистический образ для эволюции Блока на новом
этапе не имеет серьезного значения в том смысле, что он неспособен стать
всеохватывающим на фоне тем «бродяжества». Он и не становится
обобщающим, в окончательном своде трилогии лирики Блок завершает
стихотворением «Пляски осенние» цикл «Пузыри земли», где собраны стихи
«болотной» темы. Шекспировский образ «пузырей земли» из «Макбета»
(«Люблю… может быть, глубже всего — во всей мировой литературе —
“Макбета”», — писал Блок Эллису 5 марта 1907 г. — VIII, 182) в качестве
ключевого к циклу превращает «хоровод» из «Плясок осенних» в символ
137 Белый Андрей. Луг зеленый (1905) — В кн.: Луг зеленый. М., изд.
«Альциона», 1910, с. 11.
сомнительности, опасного и двусмысленного «марева», переходного состояния
душевной жизни, — этим окончательно подчеркивается то обстоятельство, что
конструктивные схемы для Блока уже невозможны. Так обстояло дело и в
переходные для самого Блока годы. Но логику эволюции Блока в эти годы
объективное противостояние «Осенней воли» и «Плясок осенних» раскрывает
очень отчетливо. Белый «воевал» с Блоком именно за то, чтобы Блок стал
окончательно поэтом «Плясок осенних» — у самого же Блока, в противовес
мистическим схемам, все определеннее и резче обобщающий образ России
становится всеохватывающим. Движение к такому положению вещей сложно и
противоречиво —
говорит о подобной противоречивости; оно осуществляется по разным линиям
творчества Блока. Поскольку основной идейно-художественной нитью здесь
является тенденция к «веренице душ», к внутренне-самодеятельным
лирическим характерам-персонажам, то и образ России Блок пробует
осуществить как особый лирический персонаж. Именно в таком виде предстает
тема России в стихотворении «Русь» («Ты и во сне необычайна…», сентябрь
1906 г.). С эпиграфом из Тютчева это стихотворение появляется в разделе
«Подруга светлая» сборника «Земля в снегу»; а в 10-е годы, в намечающейся
уже для поэта общей перспективе творчества, оно переносится в сборник
«Нечаянная Радость», в одноименный, завершающий концепцию книги раздел,
и там оно идет вслед за «Осенней волей» и относительно слабым
стихотворением «Не мани меня ты, воля…» (июль 1905 г.), повторяющим тему
«Осенней воли». В окончательном же своде лирики Блока «Русь» предваряется
стихотворением кометной темы «Шлейф, забрызганный звездами…». Ясно, что
за этими передвижками стоит стремление Блока связать «Русь» с темами
«стихии» и «бродяжества», найти место стихотворения в общем процессе
становления нового качества.
В примечании ко второму изданию «Нечаянной Радости» Блок указывает на
то, что он использует «подлинные образы наших поверий, заговоров и
заклинаний» (II, 406), создавая обобщенный лирический персонаж «Руси». Из
фольклорного образного материала создается лирический «характер»
заколдованной стихийными силами красавицы, — образ этот, как и в «Осенней
воле», соотнесен с «бродягой», мужским персонажем, чья отчаявшаяся в
противоречиях душа находит духовный исход в любви к «стихиям»
национальной жизни:
Где все пути и все распутья
Живой клюкой измождены,
И вихрь, свистящий в голых прутьях,
Поет преданья старины…
Так — я узнал в моей дремоте
Страны родимой нищету,
И в лоскутах ее лохмотий
Души скрываю наготу.
Дальнейшее развитие темы России в поэзии Блока идет именно как разработка,
прояснение и углубление лирических персонажей: «ее», в чьем лице должны с
особой отчетливостью проступать черты самой страны, народа, и «его»,
воплощающего в своей личности современного человека, с «бременем
сомнений», внутренних противоречий, разрешающихся в отношениях с
народно-национальной «стихией». В конечном счете разные линии поисков