А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
современного человека. Театральные истолкования «конечных причин»
современных жизненных драм заменяют социальные объяснения, от которых
Апухтин отказывается. С этой точки зрения чрезвычайно примечательно
стихотворение «Недостроенный памятник» и его особенная роль в сборнике
стихов Апухтина. В нем с обычной для Апухтина манере «рассказа в стихах»
изображается Екатерина Вторая в качестве величайшей актрисы русской
исторической сцены. Рассказывается здесь
принцесса, приняв на себя роль русской императрицы, сумела, пренебрегая
личными обидами и невзгодами, разыграть эту роль к вящей славе чуждого ей
государства и народа. Получается так, что общественное, социальное,
историческое — одна из возможных личин, масок «вечного лицедейства» и
надо уметь должным образом эту маску использовать. Отсюда — двойной
смысл проходящего через стихотворение рефрена: «Учитесь у меня, российские
актеры». Это обращение одновременно и к актерам, и к людям вообще.
«Театральное» у Апухтина воплощает «социальное», и на этом фоне
располагаются индивидуальные психологические краски образа.
Поэтому понятно, что и у молодого Блока апухтинские мотивы особенно
отчетливо, остро проступают там и тогда, когда он ищет наиболее широких
истолкований выделившегося из лирического потока образа-характера и, решая
этот образ-характер театральными средствами, обращается к Апухтину за
помощью в психологической разработке. Это видно хотя бы в работе Блока над
образом Офелии. Первоначальные разработки лишены сколько-нибудь
углубленного психологизма. Они строятся на раздельности образов Гамлета и
Офелии, на взаимном непонимании. В стихотворении «Мне снилась снова ты, в
цветах, на шумной сцене…» (1898) тема разрабатывается от имени Гамлета:
весь драматизм его положения в том, что Офелия смотрит на него «без счастья,
без любви, богиня красоты». Разнонаправленность устремлений героя и
героини создает основу для театрализации образов. Трагизм ситуации и в стихе
создается средствами театра: осыпанная на сцене цветами Офелия умирает. Так
как стихотворение откровенно переходит в «жизнь» с самого начала («Мне
снилась снова ты…»), то столь условный, неразработанный трагизм
представлял бы собой неестественную взвинченность, мелодраму, если бы не
«театр». «Апухтинское» (мелодраматизм) тут снимается откровенным
выявлением сценичности происходящего, т. е. апухтинскими же средствами. Не
появляется существенных внутренних изменений и там, где ситуация дается с
точки зрения Офелии («Песня Офелии», 1899). Драматизм здесь возникает от
непостижимости для Офелии поведения Гамлета, т.
она просто дана глазами другого участника ситуации. При этом необходимо
сказать, что и там и тут все это очень далеко от смысла и роли этой ситуации в
шекспировской драме. Характерно, что полностью отсутствует тема смерти
Полония, т. е. тема вторжения объективных отношений в любовную драму, без
чего абсолютно немыслим у Шекспира весь бред безумной Офелии (а именно
на песнь безумной Офелии ориентировано блоковское построение). При таком
повороте подчеркнутая театральность выделенного из лирического потока
образа-персонажа реально призвана заменять отсутствующий общественный
элемент характеристики героя и ситуации. Как это явствует из черновика
«Песни Офелии», Блоком первоначально было задумано поэтическое
воплощение темы любви как «жизненной радости», примерно в том духе, как
об этом говорится в цитировавшихся выше письмах к К. М. Садовской и
приводимом там же стихотворении Фета из цикла «Офелия». Такого рода
решение темы выступает в блоковском черновике:
Я умру с тобой от горя,
Вечным сном усну!
Шли мне, шли мне из-за моря
Радостей весну!
Выход в «жизненную радость», таким образом, осуществляется ценою гибели,
смерти. Получается трагедийный поворот ситуации, который, очевидно,
следовало бы лирически обосновать в предшествующем развитии
стихотворения. Однако такое обоснование Блок-лирик дать не в силах. Поэтому
для публикации стихотворение урезается так, что выпадает не находящая
внутреннего обоснования тема. Остается однолинейное, по-своему
привлекательное стихотворение, несколько напоминающее традиционную для
русского театра интерпретацию соответствующих шекспировских пассажей
Н. А. Полевым. Театральность опять-таки заменяет, компенсирует возможные
более глубокие решения темы.
В таком общем контексте темы может и должен появиться еще один способ
преодоления театрального схематизма, явственно проступающего в лирическом
образе. Блок пытается дать более психологически детализированную
разработку самого образа-персонажа, выделившегося из лирического потока. В
стихотворении «Песня Офелии» (1902) и трагизм, и возможности его
преодоления даются как противоречащие друг другу, разнонаправленные
вспышки сознания обезумевшей Офелии. На перебивах сознания, потерявшего
единую линию, строится композиция стихотворения, очень цельного и
оригинального именно благодаря попытке воссоздать своего рода логику