А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
сюжете: все равно они действуют в общем комплексе «мы», противостоящем
«природному» началу (которое может быть расширено до космоса, до мирового
целого). Это, конечно, имеет смысловой, содержательный характер, и потому-то
так жестко предопределена противоборством или гармонией двух начал
композиция стиха. В плане общефилософском, мировоззренческом, такое
построение для Блока является чем-то искомым, желанным, «путеводной
звездой». Практически, на деле оно
два лица — «я» и «ты», с очень разным поведением, разным душевным
рисунком, разной жизненной направленностью. Вокруг женского образа в
ранней лирике Блока чаще всего сосредоточиваются те «источники жизни, света
и тепла», о которых писалось в цитированном выше письме к К. М. Садовской;
и не случайно, конечно, в самом же этом письме и в этой связи далее
появляются стихи Фета («Не здесь ли ты легкою тенью…», из цикла «К
Офелии»).
Совсем иным чаще всего предстает в ранней блоковской лирике мужской
образ-характер. В том же письме от 1898 г. к К. М. Садовской, несколько
литературно-условном и тем более, конечно, показательном именно для
представлений молодого поэта о лирическом субъекте, Блок характеризует себя
как «… холодного безнадежного эгоиста, который заботится только о себе»
(VIII, 8). В более позднем письме к ней же — от 31 марта 1900 г. —
автохарактеристика строится на подчеркивании психологической
противоречивости: «Со мной бывает вот что: я — весь страсть, обожание, самое
полное и самое чистое; вдруг все проходит, — является скука, апатия (мне
незачем рисоваться), а иногда отчаянная беспредметная тоска» (VIII, 11). Такой
психологически двойственный портрет, естественно, уже не может
«подкрепляться» цитатой из Фета: лирическое «я» фетовских стихов, даже в тех
случаях, когда его линия поведения не совпадает с жизненной позицией
героини (как, например, в стихах, посвященных Лазич), все-таки всегда
соотнесено с «ты» и с «природой», всегда по существу не двойственно по самой
своей основе, всегда возникает в некоем общем лирическом потоке — теме
стихотворения. Блоку и здесь нужна цитата: в конце письма появляется
лирическая формула из письма Онегина к Татьяне. Здесь все характерно: и то,
что литературный материал последовательно привлекается для осмысления
личных отношений, ощущается как жизненный, и соответственно — жизненное
отношение литературно обрабатывается; и то, что герои жизненного романа
осмысляются порознь, как разные лица, и в виде совсем разных лиц, с разными
душевными темами, выступают в стихах. Для стихов же наиболее
существенным оказывается
потока, ведущего единую тему, потому что человеческие лица отчетливо
выступают порознь, как особые психологические портреты. Тут-то и может
оказать помощь Апухтин, с его разработанными лирико-психологическими
сюжетами, образующими своего рода «рассказы в стихах» о разных, но
решаемых чисто лирическими средствами лицах, своего рода «характерах» в
поэзии.
Вообще же выделившийся из лирического потока субъект лирики окажется
позднее одной из главных новаторских особенностей поэзии Блока. Однако
намечающееся уже в раннюю пору выделение образа-персонажа из общей
лирической темы стихотворения едва ли осознается Блоком. Более вероятно
другое: в какой-то мере осознаваемое поэтом скрещение, сплетение его поисков
в области лирики и в области театра, актерской работы. Над образами «я» или
«ты», выделившимися из лирического потока, в сущности, можно работать
примерно теми приемами, средствами, какими (во внутреннем смысле)
создавался образ-персонаж в старом русском театре романтического толка.
Именно к такому типу театра тянулся Блок. Театра, где работают над созданием
цельного спектакля, попросту еще не было; Московский Художественный театр
открылся, когда Блоку было 18 лет. Молодой Блок знал, ценил и сам искал
способов участия в театре того типа, где над единичным образом-характером
актер работает сам по себе, помимо возможного цельного замысла всего
представления.
Блоку тем легче было пытаться применять навыки построения актерского
образа при создании лирического персонажа, что такого рода попытки уже
производились тем же Апухтиным. Лирика Апухтина отличается явными
чертами театральности — мелодраматической взвинченностью сюжетных
ситуаций, склонностью к особо ярким, несколько деланным эмоциональным
эффектам, к театрально-выигрышной постановке лирических персонажей. В
этом есть свой особый смысл. Тема актерства, лицедейства, жизни как театра
проходит через весь сборник стихотворений Апухтина — особенно откровенно
она выражена в стихотворении «Актеры», где вся жизнь современного человека
с отрочества и до смерти уподобляется смене сценических положений. Такого
рода обобщающая идея достаточно органически рождается в литературном
пути Апухтина, поскольку он вынужден был признаваться в стихах в
отсутствии «веры», общественного идеала, с одной стороны, и, с другой
стороны, стремился к осмыслению драматических сторон психологии