А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
Только раз бы тебя мне увидеть,
Склониться к твоим ногам,
Сказать тебе, умирая:
Я вас люблю, madame.
Стихотворение в целом («Племена уходят…», раздел «Опять на родине»
книги «Ночные часы») говорит о трагической любви, длящейся до конца жизни
лирического «я»; финальная реплика вносит скепсис в самое существо
душевной жизни этого лирического «я». Как будто бы вполне неуместное слово
«мадам» темы трагической любви, как таковой, разрушать
с тем это «коленце», у Блока в серьезных стихах немыслимое, у Гейне должно
дать скепсис как неотъемлемую часть самых серьезных переживаний,
характеризовать самый тип сознания. Здесь невозможно и не нужно говорить ни
о поэзии Гейне, ни о сложном отношении к ней Блока. Важно только иметь в
виду, что из своих собственных стихов раздел с такой внутренне присущей
лирическому сознанию скептической интонацией Блок составить не смог бы199.
Окружающие этот раздел стихи зрелого Блока скептической интонации
внутри лирического персонажа не содержат и содержать не могут по самой
природе блоковского таланта, по всему идейно-художественному содержанию
его творчества, его эволюции, наконец даже и по смысловому объективному
результату композиции «Ночных часов». Страсти, изображаемые Блоком, могут
быть тяжелыми, жестокими, уничтожающими человеческую душу, но они
никогда не могут быть «ироническими» по самой «душевной материи», из
которой строится произведение: люди у Блока живут и умирают всерьез, а не в
шутку. Примечательно, что, ведя композицию книги путями «ночных
сомнений», Блок приводит читателя к концу все-таки на интонации
трагического жизнеутверждения. Завершается композиция «Итальянскими
стихами», из них здесь присутствует пока что только восемь стихотворений;
199 Выше указывалось на противопоставление Блока и Гейне у
Ю. Н. Тынянова — основой противопоставления было как раз вторжение
скептицизма в самую структуру образа у Гейне: «… воля и игра приводили его к
разрушению темы…» — и невозможность этого для Блока: «… переводя план
искусства на план жизни, он говорит о “пустыне”, которую создал Гейне вокруг
себя своей иронией» («Блок и Гейне». — В сб.: Об Александре Блоке. Пг., 1921,
с. 260 – 261). Отсюда у тогдашнего Тынянова восхваление Гейне как «примера и
образца» «самодовлеющего словесного искусства» и неприятие Блока, который
«… являет пример крупного художника в подчиненном роде поэзии —
эмоциональном» (там же, с. 264). Отсюда же у Тынянова отрицательное
отношение к трагедийной театрализованности лирических персонажей у Блока.
В дальнейшем своем развитии
своего противопоставления Блока и Гейне, — включив позднее статью о Блоке в
сборник «Архаисты и новаторы», он просто снял там все, относящееся к Гейне,
и следующим образом оговорил это в предисловии к книге: «Одна статья
представляла собою искусственную параллель между одним новейшим поэтом
и одним иностранным старым; второй член параллели я отбросил» (Архаисты и
новаторы, с. 4). Наиболее примечательно, однако, освещение фигуры Блока в
опубликованном в 1930 г. рассказе «Бог как органическое целое». В рассказе
изображается препирательство на темы «синтетической философии» в кругу
обломков прошлого в первые годы революции; молча слушает, не вступая в
споры, присутствующий в зале Блок. Он изображен как театрализованный
персонаж: «Лицо его было ровно-розовое, неживое, как у актеров, кожа которых
стянута от частого грима, волосы жесткие». Уходя, автор рассказа
притрагивается рукой к колонне, прислонившись к которой «совершенно
неподвижно» слушал далекие от революционной эпохи прения Блок, и автора
поражает холод этой колонны: «Полировка спасала мрамор от разрушения и
тепла» («Бог как органическое целое». — Звезда, 1930, № 6, с. 27 – 28). Вся
цепь образов говорит о том, что для Тынянова теперь блоковская
«театральность» означает холодное, жесткое отвержение прошлого — старого
общества и его мировоззрения.
весь раздел завершается, а не открывается (как это имеет место в окончательной
композиции цикла) «Равенной», с ее темой сквозной перспективы истории,
существующей в людях и их трагических страстях. Композиция третьей части
трилогии лирики, вышедшей в свет в 1912 г., в этом же духе трагического
жизнеутверждения переосмысляет весь поэтический материал «Ночных часов».
Поэтому естественно, что современники восприняли и сборник «Ночные
часы» как качественно новый этап в развитии Блока. Как раз в связи с
появлением «Ночных часов» и предшествующих этой книге публикаций
современниками осознается вступление Блока в классический период его
творчества и органичность его связей с русской поэтической классикой. Еще в
1909 г. «невероятно близкий» Блоку Анненский писал о нем как о поэте,
представляющем собой «редкий» «пример прирожденного символиста»; при
этом под «символизмом» понималась импрессионистическая зыбкость, смутная
расплывчатость восприятий и образов: «Восприятия Блока зыбки, слова