А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
означает, что разные стороны действительности, разные стороны жизни и
проявления человеческой деятельности тесно взаимосвязаны между собой
(«нераздельны»), существуют в единстве общего источника, и в то же время —
что не следует отождествлять их, путать, искусственно сливать,
«синтезировать», потому что они реально различны, «неслиянны». Иначе Блок
формулирует это, как ясное осознание противоречивости самой жизни: он
говорит здесь о складывавшемся мужественном
должно было быть присуще «… трагическое сознание неслиянности и
нераздельности всего — противоречий непримиримых и требовавших
примирения» (III, 296). При подобном мужественном, действенном отношении
к жизни человек не может, по Блоку, не хотеть устранения, преодоления
противоречий жизни, и в то же время не может не понимать, что искусственное
«синтезирование», «примирение» противоречий реально ничего не дает.
На основании такого подхода к действительности, окончательно
прояснившегося в течение 1910 – 1912 гг. (Блок в том же предисловии к
«Возмездию» особо важным в границах этого периода для себя считал 1911 год)
и подготовленного всей эволюцией Блока, конкретизируются и одновременно
по-своему четко осознаются общие идейно-духовные контуры и принципы
членения трилогии лирики. Главной здесь является для Блока мысль о
«воплощении» или «вочеловечении». Как об этом говорится в письме к Андрею
Белому от 6 июня 1911 г. (исключительно важном для понимания эволюции
Блока вообще), весь путь Блока-лирика, «… все стихи вместе — “трилогия
вочеловечения”», — это путь «… к рождению человека “общественного”,
художника, мужественно глядящего в лицо миру…» (VIII, 344). Путь этот, по
Блоку, — путь в «ночи». Примечательно здесь то, что «ночь» осознается как
неизбежное, неотъемлемое явление общих закономерностей «страшного мира»,
и отношения с Белым представляются также в виде части «ночных»,
«нечеловеческих» переживаний в этой общей панораме. Особо важно для Блока
то, что «вочеловечение», или «выход из ночи», мыслится только как
«воплощение» разных, индивидуально-своеобразных людей: «… должны выйти
из ночи — чудесно разные, как подобает человеку. Сходствует несказанное или
страшное, безликое; но человеческие лица различны» (VIII, 343). Сама
«безликость», отсутствие индивидуального человеческого своеобразия
осмысляется как одно из закономерных, неизбежных явлений «ночи»,
«страшного мира».
Решающей важности дополнения к этой общей концепции трилогии лирики
как
А. И. Арсенишвили от 8 марта 1912 г. Предостерегая начинающего поэта от
одностороннего увлечения «ночными», сумрачными мотивами своей
собственной поэзии, Блок утверждает, что эта исторически неизбежная в его
стихах мрачность должна изнутри преодолеваться читателем, что таков его
общий поэтический замысел: «То чудесное сплетение противоречивых чувств,
мыслей и воль, которое носит имя человеческой души, именно оттого носит это
радостное (да, несмотря на всю “дрянь”, в которой мы сидим) имя, что оно все
обращено более к будущему, чем к прошедшему; к прошедшему тоже, — но
поскольку в прошедшем заложено будущее. Человек есть будущее» (VIII, 384).
Здесь сплетаются воедино несколько разных и необыкновенно существенных
для понимания трилогии лирики мотивов. Блок говорит сразу и о
многосторонности, и о противоречивости современного человека; если
вспомнить слова из письма к Белому о «чудесной разности» людей, станет ясно,
что Блок не отвергает и не может отвергать многообразие и сложность
поэтического изображения человека. Именно в такой многосторонности
отдельного человека и в различии людей, очевидно, и скрыто для Блока
«чудесное» в человеке вообще. Однако «ночное», «страшное» в человеке для
Блока столь же ясным образом связано с «прошедшим». Сама человеческая
душа связывается Блоком с движением истории. Из этого должно быть ясно,
что, когда Блок говорит: «человек есть будущее», — это вовсе не означает,
никак не может означать, что всякий человек в той «веренице душ», ставшей
художественной основой третьего тома, обязательно «есть будущее». Отнюдь
нет — в совокупности блоковских размышлений и поисков образа
современного человека это должно означать как раз, что само подлинное
«воплощение» или «вочеловечение» возможно только там, где есть «будущее» и
есть «прошедшее» в качестве пути к «будущему». Иначе говоря, «вереница
душ» становится в трилогии лирики художественной реальностью лишь
постольку, поскольку в многообразие лирических характеров-персонажей
вносится внутренняя дифференциация той исторической перспективностью, на
которой строится и которой проверяется теперь у Блока каждый единичный
образ. То, что связано с «прошедшим», может составлять основу лирического