А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
«Русская поэзия сейчас во всем, что есть в ней живого, наследства Блока не
принимает»244.
Подход Блока к современному человеку как явлению противоречивому
обосновывается влиянием азиатчины в истории России; такому подходу
противопоставляется ученичество у Европы: «Очень неожиданно в это
разногласие вмешивается история: если Россия на вызов Петра ответила
Пушкиным, то Блоком она отказалась от своего ответа, попыталась зачеркнуть
его и потянуться
вращения нашей молодой поэзии, ее смыслом и жизнью является решительное
и окончательное “принятие” Европы, даже откровенное и долгое еще
ученичество, хотя бы и верно было то, что Европа сейчас — только
кладбище»245. Проповедь «цельной», «жизнеутверждающей» концепции
искусства на деле оказывается исторически основанной на «цивилизованной»,
«европейской» буржуазной личности; противопоставление «классика»
Гумилева «отрицающему жизнь романтику» Блоку означает фактически
неприятие, как «азиатской одури», человека революционной эпохи, человека
массы, на изображение которого ориентировался Блок-поэт в эти годы.
За литературной борьбой, за теоретическими и практически-
художественными столкновениями, противоборством разных поэтических
концепций, разными истолкованиями основного образа-характера эпохи стоят
тут фактически разные концепции жизни, разное отношение к революции, и
далее, в сущности, разное отношение к своей стране, к истории России, которая
для Блока неразрывно связана с революцией и человеком массы. Именно так и
осмысляется у Блока его художественное столкновение с Гумилевым и
возглавляемой им поэтической школой. Блок не вступает в эти годы в коллизии
с Андреем Белым. Суть тут не в том, как Блок на новом этапе относится к
символизму, как его истолковывает: это проблема для специального
исследования. Едва ли Блоку мог сколько-нибудь импонировать
«синтетический» образ центрального героя поэмы «Христос воскрес», —
реально там изображалось «самораспятие» буржуазного интеллигента,
принимающего революцию, но полностью ее не понимающего. Это было
далеко от реальной истории народа, но по причине крайней художественной
запутанности просто малодоступно сколько-нибудь широкому кругу читателей.
Гумилев и его школа в пластически-ясной по внешности, «классицистической»
форме выдвигали, используя отчасти опыт самого Блока, образ-характер
243 Адамович Г. Смерть Блока. — В кн.: Цех Поэтов. Книга третья. Пг., 1922,
с. 49.
244 Там же.
245 Адамович Г. Смерть Блока. — В кн. «Цех Поэтов» Книга третья. Пг.,
1922, с. 50.
буржуазного
массы. Всегдашняя ненависть (или даже отвращение, омерзение — если
говорить в личном плане) Блока к буржуа должна была вызвать у него
духовный и художественный отпор таким тенденциям.
Последняя литературно-критическая статья Блока «Без божества, без
вдохновенья» (апрель 1921 г.) поэтому совершенно не случайно посвящена
Гумилеву и его школе. В концовке ее сформулированы основные для Блока
проблемы в негативной форме: «Если бы они все развязали себе руки, стали
хоть на минуту корявыми, неотесанными, даже уродливыми, и оттого больше
похожими на свою родную, искалеченную, сожженную смутой, развороченную
разрухой страну! Да нет, не захотят и не сумеют; они хотят быть знатными
иностранцами, цеховыми и гильдейскими; во всяком случае, говорить с каждым
и о каждом из них серьезно можно будет лишь тогда, когда они оставят свои
“цехи”, отрекутся от формализма, проклянут все “эйдолологии” и станут
самими собой» (VI, 183 – 184). Внешняя, формальная западническая
щеголеватость акмеистов, по Блоку, скрывает за собой отсутствие человеческой
личности; это опустошение личности связано с тем, что люди эти отстранились
от жизни своего народа, своей страны, ее истории. Буржуазная личность, по
Блоку, вовсе не личность, а внутренняя пустота. В сущности, тут наносится
удар по основным общественно-художественным идеям Гумилева. За образом
«развороченной разрухой страны» стоит, конечно, образ современного человека,
человека массы, героя «Двенадцати». Полемика имеет не просто
художественный характер, — да и могли ли в эту эпоху обнажившихся до конца
общественных противоречий быть только художественные полемики!
Один из наиболее сильных ударов Блока по Гумилеву и его школе — это
удар по центральному пункту акмеистических теоретических построений.
Борясь за цельность, гармоничность, мужественность человеческого образа-
характера (а реально, в художественной практике, подменяя его
«западническими» синтетическими конструкциями буржуазной личности),
акмеисты вместе с тем упускают из виду или сознательно утаивают тот факт,
что рациональное, разумное в их теориях и в их практике заимствовано из
чуждого художественного опыта и чужих теоретических обобщений этого
опыта: «мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь», как утверждает Блок,
«эта единственная, по-моему, дельная мысль в статье Гумилева была