А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
Вяч. Иванова, но скорее всего завершающая, итоговая формула. Исходит же
Вяч. Иванов не от такого рода обобщений, сводимых в каком-то смысле к
решающим положениям старого идеализма, но от новейших образцов
буржуазной философии: Ницше, идеи которого Иванов «подкрепляет»
филологической ученостью, и в особенности — от Соловьева. Так же как и в
других случаях, необходимо тут напомнить, что дело не просто в философско-
литературных воздействиях. Если
хитросплетениях схоластической мысли Соловьева, то ситуация была бы
относительно проста. Важнее то, что, при несомненной литературной
талантливости и большой философско-филологической эрудиции, Вяч. Иванов
пытается ответить по-своему на художественные вопросы, возникающие в
творчестве таких серьезных деятелей искусства, как Блок, Мейерхольд и т. д.,
улавливая эти проблемы в самой практике поэзии, театра и т. п. Потому-то
Блоку и приходилось бороться в себе с идеями Вяч. Иванова, потому-то была в
них известная притягательная сила, что здесь предлагались видимые, искусно
сконструированные ответы на реальные нерешенные вопросы современных
художественных исканий. Иначе — сама эта внутренняя борьба была бы
простым недоразумением.
И тут надо сказать, что Вяч. Иванов с гораздо большей ясностью, чем тот
же Белый, формулирует одну из основных проблем, волнующих Блока-
художника. В ряде работ он пишет о распадении личности, о раздробленности
характера современного человека, об отъединении личности от общей
коллективной жизни и необходимости преодоления этого распада
общественных связей. Подкрепляя все это изысканиями в античной и
новоевропейской филологии, Вяч. Иванов придает видимость убедительности
своим ответам на волнующие серьезных художников вопросы искусства. На
деле эти ответы — конструктивные схемы типа соловьевских, они пронизаны
«мистическим оптимизмом»: все в общественной жизни и в искусстве уладится
само собой, автономными, безотносительными к социальной борьбе
процессами развития культуры и личности. Так, в общественной жизни
современности, по Иванову, уже есть признаки появления «синтетической»,
«органической» эпохи; период распада связей уже кончается, это
самодовлеющий, далекий от революции и не нуждающийся в ней процесс: «То,
о чем мы “пророчествуем”, сводится, с известной точки зрения, к предчувствию
новой органической эпохи. Для недавно торжествовавшего позитивизма было
едва ли не очевидностью, что смена эпох “органических” и “критических”
закончена, что человечество окончательно вступило в фазу критицизма и
культурной дифференциации.
несомненно обнаруживал начинающееся тяготение к реинтеграции культурных
111 Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме (1908). — В кн.: По
звездам. СПб., 1909, с. 305.
сил, к их внутреннему воссоединению и синтезу»112. Далее к соловьевским
идеям «реинтеграции» и «синтеза», толкуемым не столь фантастически, как у
самого Соловьева, но более «постепеновски», культурнически, «приобщаются»
классическая русская литература XIX века и Ницше.
Особое значение, или, вернее, особо злостно извращающее реальные
жизненные вопросы значение, для Блока имеет распространение этого
«культурнического синтеза» на проблему личности, характера, человеческого
образа в искусстве. Вяч. Иванов по видимости связывает эту проблему с
общественной жизнью, он ратует за цельную личность и в общественной
жизни, и в искусстве: «Индивидуализм, в своей современной, невольной и
несознательной метаморфозе, усвояет черты соборности: знак, что в
лаборатории жизни вырабатывается некоторый синтез личного начала и начала
соборного. Мы угадываем символ этого синтеза в многозначительном и
разнозначащем, влекущем и пугающем, провозглашаемом как разрешение и все
же неопределенном, как загадка, — слове: анархия»113. Соловьевские утопии
Вяч. Иванов толкует «анархически», он хочет быть «с веком наравне»,
приобщиться к эпохе революционных взрывов через подобные анархо-
индивидуалистические реконструкции схем Соловьева. Так же как и Белый,
Вяч. Иванов проповедует «жизнетворчество», слияние, синтез жизни и
искусства; путем к этому для Иванова точно так же является символизм.
Высшим же этапом символизма, согласно Иванову, является мифотворчество,
создание искусства античного типа, где художественный образ является
синтезом религии и жизненной деятельности, отдельного человека и
коллектива:
«… истинный
миф —
постулат
коллективного
самоопределения…»114 Таким образом, высшим искусством, подлинно
созвучным современной эпохе, объявляется театр, но театр не современный,
буржуазно-индивидуалистический, а новый, в духе теории «синтеза»,
мистически реконструированный театр. Это театр, где преодолена,
«синтетически» снята раздельность актера и зрителя, сцены и зала, зрелища и