А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
действия, искусства и жизни: «Театр должен окончательно раскрыть свою
динамическую сущность; итак, он должен перестать быть “театром” в смысле
только “зрелища”… Довольно лицедейства, мы хотим действа. Зритель должен
стать деятелем, соучастником действа. Толпа зрителей должна слиться в
хоровое тело, подобное мистической общине стародавних “оргий” и
“мистерий”»115.
Если рассматривать все это в совокупности, то ясно видно, что
«синтетические»
духовная деятельность — подменяют решение жизненных вопросов,
относящихся к современной личности и ее исторически сложившимся
112 Иванов Вяч. Предчувствия и предвестия (1906). — В кн.: По звездам,
с. 194.
113 Иванов Вяч. Кризис индивидуализма (1905). — В кн.: По звездам, с. 100.
114 Иванов Вяч. Предчувствия и предвестия. — Там же, с. 196.
115 Там же, с. 205 – 206.
отношениям на путях практики, реальной жизни. Социальные решения
подменяются культурническими, «постепеновскими» схемами. Ничего
принципиально нового по сравнению с Соловьевым тут нет. Но искусно
привлекается современный материал — отчасти общественной жизни, большей
же частью культуры, искусства; при всей умозрительности подхода, поскольку
Вяч. Иванов тонкий художественный критик с обширными и многосторонними
познаниями, его анализ недостатков современной культуры имеет свои сильные
стороны, многое подмечает верно, хотя и односторонне. Поэтому и его
положительные, программные утверждения, опирающиеся на эту подчас
хорошо аргументированную критику, могут представиться убедительными. От
аналогичных рассуждений Белого за версту несет истерической экзальтацией,
вымученной теоретичностью. У Вяч. Иванова — свободное обращение с
широким материалом, блеск эрудиции, кажущийся непредвзятым подход к
современным проблемам, под который умело подставляется (именно
подставляется!) обширный идейный материал прошлого.
И в критике, и в использовании старого материала, в попытках опоры на
него есть кажущееся сходство с исканиями Блока. Разница тут иногда с трудом
подлежит логическому определению и расчленению: у Блока бьется под всеми
его исканиями жизненная тревога, стремление постигнуть реального
современного человека; у Вяч. Иванова — холодная роскошь пышных
«культурных» декораций, исчерпывающих содержание всех этих построений. В
существе же дела — разница огромна, и она выступает с большой силой даже в
самом использовании материала прошлой культуры. Не исключена
возможность, что творческое общение с Вяч. Ивановым, внутренние
Блока с «мистическим анархизмом» стимулировали обращение Блока к тому
разнообразному материалу, который использовался Ивановым: обостряется
интерес Блока не только к Ницше (а это — «первоисточник» построений
Иванова), но и к идейному наследию русской культуры. В сложной
литературной борьбе эпохи Блок пытается, скажем, использовать
М. А. Бакунина, — но характерно, что даже Бакунин представляется Блоку
более цельным, чем современный человек: «Он над гегелевской тезой и
антитезой возвел скоропалительный, но великолепный синтез, великолепный
потому, что им он жил, мыслил, страдал, творил» («М. А. Бакунин», 1906 г., V,
34). Обобщающие тенденции старой русской культуры Блок обращает к
социальной жизни и прошлого и современности. В этом свете само стремление
к «цельности» становится не искусственной постройкой, схемой, но
возможными качествами реальных людей в реальной обстановке: «Но эта
“синтетичность” все-таки как-то дразнит наши половинчатые, расколотые
души. Их раскололо то сознание, которого не было у Бакунина» (там же).
Подобное желание дифференцировать, связывать с конкретной социальной
обстановкой и общественно-культурные традиции вызывает гнев
символистских теоретиков, подменявших жизнь схемами: З. Н. Гиппиус
характеризует блоковские мысли о Бакунине как «детские, несчастненькие», о
самом же Блоке пренебрежительно говорит: «Ну, какой он “общественник”! »116
Самого же Блока обращение к внутренним противоречиям старой культуры в
некоем комплексе (особенно значительно в этих блоковских раздумьях
привлечение имени Герцена) ведет к более углубленным постижениям
современности.
Внешне блестящие, но по существу не менее искусственные, чем у других
главных теоретиков символизма, построения Вяч. Иванова осмысляются
Блоком, в конечном счете, как «лирика» в специфическом негативном аспекте
этой художественной категории: «Среди факельщиков (неуловимых, как я с
Вами совершенно согласен) стоит особняком для меня Вяч. Иванов, человек
глубоких ума и души — не пустышка. Мы оба — лирики, оба любим колебания
друг друга, так как за этими колебаниями стоят и сторожат наши лирические
души. Сторожат они совершенно разное, потому, когда дело переходит на почву
более твердую, мы расходимся с Вяч. Ивановым» (VIII, 200). Все дело в том,
возможен ли переход от «лирики» к «более твердой почве», к более точным