Адаптация
Шрифт:
— Виноват, ваше сиятельство. — Я опустил голову, изображая искреннее… почти искреннее покаяние. — Приложу все усилия, чтобы…
— Довольно! — Разумовский махнул рукой. — Отсутствие прилежания порой можно компенсировать незаурядными талантами, которые у вас, без всякого сомнения, имеются… Однако сейчас речь не об этом. Странная просьба его сиятельства Григория Григорьевича натолкнула меня на… на некоторые мысли, и я не поленился повнимательнее изучить ваше личное дело, господин курсант. И, должен сказать, кое-то
— И что же? — поморщился я.
— Прямо скажем — многое. Я уже обращал внимание на отсутствие хоть какого-то аттестата о гимназическом образовании, однако это, похоже, лишь верхушка айсберга. Ни прививок, ни грамот за участия в соревнованиях, ни медицинской карты, ни, черт возьми, даже фотографий со сверстниками или семьей — за исключением пары снимков десятилетней давности. — Разумовский нахмурился и подался вперед. — Создается впечатление, что между две тысячи четвертым годом и этой осенью Владимира Острогорского вообще не существовало!
— Однако вот же он я, прямо перед вами. — Я развел руками. — А все прочее вполне можно объяснить крепким здоровьем. И нелюбовью к фотокамерам и массовым мероприятиям.
— Которую вы неизменно демонстрируете с самого момента зачисления на десантное отделение, не так ли? — Разумовский хитро улыбнулся. — Не поймите меня неправильно, господин курсант: я вовсе не планирую ковыряться в делах вашей семьи. Но знать хоть что-то о воспитанниках Корпуса — не только мое право, но и долг. И все эти тайны… Вы не считаете себя обязанным сообщить чуть больше?
— Пожалуй, считаю, — кивнул я. — Но, боюсь, тайна принадлежит…
— Темнишь ты, Острогорский. Еще как темнишь. — Разумовский вдруг перешел на «ты» и заговорил мягче. Не как с нерадивым первогодкой, а чуть ли не по-отечески. — Дело твое, конечно, но как прикажешь тебя защищать, если ничего не понятно? А ведь придется. Раз уж сам Распутин…
— Очень надеюсь, что его сиятельство не узнает обо мне лишнего. Во всяком случае, в ближайшее время, — вздохнул я. — Конечно же, я не вправе просить вас соврать другу Морского корпуса, однако…
— Да с ним-то я уж как-нибудь разберусь, — ворчливо отозвался Разумовский. — И никакой он мне не друг. И не начальник, чтобы всю правду выкладывать… А вот за тобой — ты уж извини — теперь присмотр будет особый.
— Так точно — особый, — козырнул я. — Постараюсь не подвести, ваше сиятельство.
— Постарайся. — Разумовский откинулся на спинку кресла и потянулся за трубкой. — А теперь ступай-ка в офицерскую, матрос. Тебя там уже гости заждались.
Глава 17
Шагая в соседнее крыло Корпуса, я ожидал увидеть там кого угодно: Гагарина, Олю, Мещерского… даже великую княжну Елизавету собственной персоной, хоть после тайного побега из Зимнего ее наверняка караулили
Однако действительность оказалась… пожалуй, куда прозаичнее — с одной стороны. И оттого абсолютно непредсказуемой.
— Вовка!
Дядя смотрел в окно, сцепив руки за спиной, но при звуке открывающейся двери развернулся. Шагнул вперед, чтобы обнять, но в последний момент будто бы застеснялся собственного порыва и тут же посуровел.
— Ну здравствуй, герой, — Морозов-младший, до этого вальяжно развалившийся в кресле с телефоном, порывисто поднялся, пересек комнату и крепко пожал мне руку. — Рад, что не ошибся в тебе. Орел!
Я лишь пожал плечами — мол, так уж получилось.
— Да ладно, не скромничай. Мне тут поведали о твоих подвигах. Не зря я говорил еще в Ростове — мне бы десяток таких парней…
— А вы тут как? — попытался я перевести тему.
— Да вот, приехали родню проведать. Климат сменить, так сказать, — Морозов усмехнулся. — Хоть на зиму посмотрим. А то у нас — сам знаешь, одно название. Дождь да ветер.
— Как будто что-то плохое, — прогудел в усы дядя. Кажется, ему в Петербурге было не очень-то уютно. — Юг все-таки. А не вот это вот все… На болотах.
— Ой, Константин Иваныч, ну чего ты, в самом деле. Красота же! Северная Пальмира! Столица! — Морозов прямо сиял. Кажется, у него было очень хорошее настроение.
— А мне в южной столице как-то привычнее, — дядино настроение — полная противоположность.
— Ну, насчет южной жители Екатеринодара с тобой не согласятся, — Морозов рассмеялся. Я тоже невольно улыбнулся: споры между Ростовом и Екатеринодаром о праве именоваться столицей Юга давно уже стали притчей во языцех. Куда там Москве и Питеру…
— Так, а вы просто в гости или по делу?
Вступление слишком уж затянулось. И напускное радушие Морозова, и искреннее дядино недовольство — оно все не просто так. А в том, что радушие напускное, я практически не сомневался.
Нет, настроение у него явно было ощутимо выше среднего, но постоянно вибрирующий телефон и глубокая складка, то и дело появляющаяся между бровей, намекали, что на самом деле сейчас Матвей Николаевич очень даже занят. И, вероятно, параллельно решает вопросы если не всероссийского, то как минимум приближенного к нему масштаба.
— А не отобедать ли нам, судари? — Морозов широко улыбнулся. — А то дорога, потом в делах все утро… Поедемте-ка в «Метрополь» — я как раз там давно не был. И недалеко, и вкусно…
— Эм-м… — протянул я. — Вообще-то у нас весь Корпус на казарменном, увольнительные до Нового года отменили. Да и после всего этого — мне-то уж точно не светит.
— Ой, — Морозов только отмахнулся. — Давай, мчи переодеваться, мы тебя здесь подождем.
Да, хорошо быть сыном главы Совета Имперской Безопасности…