Аджимушкай

Колибуков Николай Иванович

– Что, еще прибавить решили?

– Как старому знакомому, я вам провожатого дам, чтоб не блуждали в поисках палатки.

– Да нет, не надо, я сам найду, - шмыгнул за дверь Чупрахин.

Беленького он догнал на полпути. Взяв у него бачок с кашей, зашагал впереди, покусывая от боли нижнюю губу.

...Под вечер узнаем: гитлеровцы заняли Феодосию и сильно потеснили наш левый фланг. Но распоряжение о посылке разведчиков в тыл к фашистам остается в силе. Мы собираемся покинуть траншею. Я слышу, как Прохор в стороне говорит Чупрахину:

– Зачем обманул Егора? Не годится так, он командир, перед ним солдат должен быть как на духу. Понял?

–

Дядя, вот что... Старой ты закваски человек. Не задерживай меня. В разведку иду, а ты мне молитвы читаешь. Егорку я никогда не подведу, бросает он Прохору и направляется ко мне: - Я тебе как другу сказал о ранении... Зачем этому садовнику передал?

– Я ему ничего не говорил. Забалуев все видит, он тебя понимает больше, чем ты сам...

– Ну?
– удивляется Иван.

И все же, когда приготовились в путь, Чупрахин первым подает руку Прохору:

– Ну, дядя, бывай здоров, хорошенько следи за фрицем, коли ты такой глазастый. Еще встретимся. И не обижайся на меня.

– Иди уж, перец окаянный. Я-то думал, тебя действительно малость черябнуло осколком, но не похоже на это. Вот я и рад, что ошибся. Но, однако, ты понапрасну не рискуй, негоже так солдату...

– Так я же матрос, Прохор Сидорович!

– 10

Я заметил, что Шапкин не любит ходить на передний край вместе с Шатровым. Может быть, потому, что подполковник долго задерживается там? Скажет, на часик, а пойдет - останется на сутки, а-то и больше. Начинается обычно так. "Ну пошли, Захар, - скажет он, - взглянем одним глазком, как они там ведут себя". Шапкин немного подумает, пожмет плечами и согласится: "Можно, конечно. Только что же я один, разрешите взять кого-нибудь из разведчиков?" А подполковник уже смотрит на меня. И всегда так получается. И сегодня тоже. После обеда, только было я собрался написать матери, появился Шатров, пришлось отложить письмо.

От места, где мы готовимся к операции для перехода линии фронта, до переднего края не больше километра. Но это только напрямую. Ходим же туда, делая большие петли. Вернее, не ходим, а продвигаемся. А это не одно и то же: продвигаться приходится ползком.

Шатров предупреждает:

– Из травы голову не высовывать.

А трава здесь ниже кочек. Мартовские ветры начисто слизали небольшой снежный покров, обнажив рыжеватую щетку прошлогодней растительности. С виду вроде и сухое место, а ступишь - по самые щиколотки вязнешь в липкой, как клей, грязи. Это еще сносно. Но вот подполковник сгибается, потом ложится на землю. Ползти надо метров шестьдесят до хода сообщения, который приведет нас к первой траншее. Приходится прижиматься к земле так, что подбородок касается холодной студнеобразной жижи. Но это только на первых метрах, потом ничего не чувствуешь - ни липкой, проскальзывающей между пальцами рук грязи, ни жесткой, колючей щетки стерни. Захлебываясь в тугом неподвижном воздухе, над нами пролетают снаряды, они могут шлепнуться рядом или угодить одному из нас па спину. Тут уж, конечно, не до удобства... И все же вскоре и к этому привыкаешь, как будто так и должно быть. Что же думать об опасности, когда есть цель, и не лучше ли смотреть вперед, туда, где, извиваясь, тянется к переднему краю небольшой хребетик земли, - это обозначается ход сообщения. Там можно будет встать на ноги, разогнуть спину и пройтись по-человечески, как и должны ходить люди.

Первым спускается в траншею Шатров. Когда я приближаюсь к нему, подполковник уже успевает привести себя в порядок, очистить шинель от

грязи и даже умыться в студеной лужице; лицо его выглядит свежим и вообще сегодня он какой-то другой - менее ворчливый, даже встречает шуткой:

– Ты, лейтенант, почисть шинель, а то на черта похож, еще немцев перепугаешь, - замечает он Шапкину. Захару и Егору Кувалдину недавно присвоили звание лейтенанта.

Когда же мы обретаем нормальный вид, Шатров угощает нас папиросами:

– Прошу, курите... Сначала мы побудем у артиллеристов. Лейтенант Замков - парень глазастый, он все замечает.

Противотанкисты находятся на окраине небольшого полуразрушенного поселка. Их орудия зарыты в землю, только стволы торчат над брустверами темными трубочками, похожими на оси из-под телег. Впереди, метрах в трехстах, виднеются позиции гитлеровцев. Там никакого движения - безмолвная, набухшая от дождя степь, теряющаяся в тумане мороси. Но все это только на первый взгляд. Замков полулежа докладывает подполковнику:

– Вот за этим курганом, - показывает он рукой, - у них стоят танки, правее, в лощине, сосредоточена дивизионная артиллерия, не меньше трех-четырех батарей.

Шатров прикладывает к глазам бинокль. Минут десять оп молча изучает местность. Потом передает прибор Шапкину:

– Взгляни-ка, Захар!

Пока Шапкин наблюдает в бинокль, я успеваю осмотреть помещение наблюдательного пункта. Это небольшая землянка с ветхим дощатым потолком. Возле амбразуры сооружена полочка, на которой стоит несколько книг. По корешкам узнаю знакомые произведения Лермонтова, Пушкина, учебник химии. Замков, перехватив мой взгляд, наклоняется ко мне, шепчет:

– В поселке достал. Мои ребята любят читать. А я химией увлекаюсь. Интересная наука!

– Ну как, лейтенант, есть артиллерия?
– спрашивает Шатров у Шапкина.

– Есть, товарищ подполковник.

– А что ты говорил в прошлый раз?

– Тогда я ничего не заметил. Видимо, ее только что подтянули.

– Нет, она здесь давно стоит, - возражает Замков. Он снимает фуражку и перчаткой трет козырек, и без того чистый, поблескивающий лакированной поверхностью.

– Не может быть!
– настаивает на своем Шапкин. Захар любит ходить на наблюдательный пункт один. Иногда он берет с собой Мухина, которому нравится ходить с лейтенантом, потому что тот все больше сам ведет наблюдение, а Алексею даже разрешает спать.

– Точно, - надевая фуражку, говорит Замков, - две батареи, а позапрошлой ночью еще подтянули. Готовятся, сволочи, точно вам говорю, готовятся к наступлению.

– Ну конечно!
– иронизирует Шапкин.
– Так-таки и готовятся! Чепуха!

Шатров берет учебник химии. Полистав книгу, спрашивает:

– Кто это у вас читает?

– Я, - отвечает Замков.

– Вот как!
– подполковник кладет учебник на место и продолжает: Интересно! С виду вы, Замков, такой служака - и вдруг химия. Глядя на вас, не подумаешь этого. Так что ж, Захар, какой мы вывод сделаем?

Это уже касается данных наблюдения, и Шапкин сразу соображает, о чем идет речь.

– Разрешите мне выдвинуться вперед. Враг - не полотно художника, его надо рассматривать вблизи.

– Вот это мне нравится. Давай, Захар, действуй.

Возвращается Шапкин под вечер. Весь облепленный грязью, он долго приводит себя в порядок. Шатров не торопит его с докладом. И только когда лейтенант выпивает кружку чаю, подполковник спрашивает:

– Удачно или нет?

– Замков прав, артиллерия есть - два орудия в лощине.