Афганский рубеж 3
Шрифт:
Нет, я знал, что есть сумасшедшие. Но чтоб настолько отбитые, это вообще трындец!
— Кузьма Иванович, вы что предлагаете? — удивился начальник штаба.
— В «таблетке» лежат останки наших товарищей. На месте катастрофы разбираться было некогда, и их погрузили на один брезент. Нужно определить, кому и что принадлежит…
Тут же трое в строю ушли в сторону, не сдержав рвотных позывов. Да мне самому стало не по себе от одной мысли выполнять такую задачу!
Начальник штаба подошёл к Баеву и попробовал переубедить
Пока Кузьма Иванович стоял на своём, медики закрыли УАЗ и собирались уехать.
— Я сказал ждать! — громко прокричал Баев.
Медики застыли на месте. В строю желающих провести опознание было немного. Изначально вызывались трое, но у двоих сил осматривать брезентовые носилки не хватило и на пару минут.
В итоге неприятную процедуру пришлось выполнить начальнику штаба Глебу Георгиевичу.
На этом вся эпопея была завершена. Баев снова всех построил и готовился произнести речь.
— Сегодняшний бой показал, что враг силён. Все должны с удвоенной энергией работать над своей подготовкой, чтобы больше у нас не было потерь личного состава. Кто повезёт тела на Родину? — обратился Баев к начальнику штаба.
— Определимся, товарищ подполковник…
— Здесь и сейчас определимся. Поедет заместитель командира эскадрильи. Где он? Почему не на построении? — возмутился Кузьма Иванович.
— Он улетел по задаче, — ответил Глеб Георгиевич.
— Довести до него. А Кислицын где? Или мои приказы уже никого не волнуют? — продолжил ругаться Баев.
Сомневаюсь, что после произошедшего Кислицын вообще выйдет на построение в ближайшее время.
— Товарищ подполковник, майор Кислицын занимается по распорядку дня, — ответил Глеб Георгиевич.
Баев снял с головы пилотку и пригладил волосы. Автомат он держал при себе, так и не сняв подсумок с магазинами.
— Сергей Владимирович пускай готовит представление и все соответствующие наградные документы. Всех троих посмертно к Ордену Красной Звезды. Головные уборы снять! — дал команду Баев и объявил минуту молчания в память о погибших парнях.
До конца дня кусок в горло не лез в столовой. Когда мы вернулись в палатку, Кислицын не мог встать с кровати. Количество выпитого им было немаленьким.
Рядом был Марат Сергеевич, который выглядел совершенно трезвым.
— Тяжело ему. Вы не будите, пускай спит. К вечеру всё равно проведём поминки по погибшим, — сказал начмед и пошёл на выход.
— Ему уже задачу поставил комэска, — сказал Глеб Георгиевич, идущий следом.
— Ну куда ему задачи выполнять?! Половину котелка разбавленного выпил почти залпом. И не закусывал даже, — возмутился Марат Сергеевич.
Начальник штаба поразмыслил и повернулся ко мне.
— Сан Саныч, я помню, как ты хорошие наградные писал. Тексты такие запоминающиеся. Давай-ка иди и займись этим. Я в штаб дивизии сейчас
Помочь и правда надо. Тем более, это в память о Баге и Маге. Хоть какой-то наградой их посмертно можно будет наградить.
Вечером, пока остальные собирали личные вещи трёх погибших, я отправился в штаб дивизии. Пока что мыслями я был на аэродроме, вспоминая, как из вертолёта доставали тела однополчан. Такие картины не сразу забываются.
Войдя в штаб, я уже увидел, что двое бойцов вывешивают подобие некролога. С чёрно-белых фотографий на меня смотрели Магомед, Баграт и их бортовой техник.
Не так уж и просто читать сухие строчки послужного списка каждого из товарищей. Ещё тяжелее смотреть в глаза тем, кто на фотографиях. Они будто говорят тебе: ' — Так уж случилось, Сань'.
— Вы с 363й эскадрильи? — услышал я чей-то голос из открытого кабинета.
— Да. Лейтенант Клюковкин.
— Старший лейтенант Галдин, прикомандирован к штабу 109й дивизии. Тяжело кадровому и строевому отделам здесь, приходится помогать им в нелёгком деле, — улыбнулся он, подойдя ближе.
Не разделяю его радости. Судя по его отглаженной форме, приятной туалетной воде и японских часах на руке, не так уж ему и тяжело в штабе дивизии.
— Столько бумаг, таблиц, списков. Всё проверить нужно. По погибшим с замполитами решить документальные вопросы нужно. Знал бы, не просился сюда. Вы ведь тоже не думали, что надолго здесь. Так, за орденом и чеками?
Какие-то у старлея мысли странные. Совсем не вяжутся с текущей ситуацией.
— Вы извините, не лучший день для весёлых бесед. Мне нужно представления сделать на погибших. Где я могу поработать?
— Я вам покажу. Вообще, подвели вы нас. Опять потери…
— Что простите? — переспросил я.
Надеялся, что ослышался. Не хотелось мне учить уму-разуму этого Галдина.
— Да я понимаю, не ваша вина. Не вы же командир эскадрильи. Просто тут только операция закончилась, комдива хвалили за малые потери. А теперь сразу три человека нас подвели. Будем в «отстающих»…
Похоже, Галдин совсем уже «переработал» в кабинете. Надо его взбодрить.
Я резко схватил его за руку и заломал её.
— Ты чего?! Пусти, лейтенант, — вскрикнул Галдин.
Из кабинетов выскочили несколько человек, но я уже был настроен решительно. Развернул старлея и подвёл его к некрологу.
— Отстающие говоришь?! Подвели потерей?! Ну, скажи это им. Пожалуйся!
— Понял-понял! Неправ был, — кричал Галдин, когда я выворачивал ему руку.
Он совершенно не сопротивлялся. Зато посмел так отозваться о погибших!
— Отставить, Клюковкин, — позвал меня знакомый рассудительный голос.
К нам ближе подошёл начальник особого отдела — майор Турин. Дверь его кабинета была открыта, и оттуда выглядывал уже близко знакомый мне Максим Евгеньевич.