Афганский рубеж 4
Шрифт:
— Понял. 121й, выходите вперёд. Начинайте прикрывать, — переключился я на ведущего Ми-24.
— Принято.
Через минуту над сопками рядом с местом посадки кружились «шмели» Ми-24, обеспечивая прикрытие. Их силуэты выделялись на фоне голубого неба. Они словно охотники, высматривающие добычу. Каждый разворот, каждый манёвр был точен. С виду работа этой пары выглядела безупречно, как и требовало.
У подножия высоты 1972, я заметил Ми-8, стоящий на земле. Его винты лениво покачивались на
— Давай я посажу. Или ты готов? — повернулся я к Малышу, но энтузиазма в его глазах не увидел.
Я взял управление, и мы быстро зашли на посадку, оставив Ми-24 прикрывать нас сверху. Выйдя из кабины, обнаружил, что для работы в полевых условиях капитан Моряк выбрал… товарища Гаврикова. У этого младшего сержанта вид был такой, что даже мне стало его жалко и захотелось налить.
— Товарищ майор, я вас не подведу, — выпрямился передо мной Гавриков, когда я спустился по стремянке.
— А у тебя вариантов нет, — похлопал я его по плечу.
Вокруг вертолёта уже заняли позиции разведчики отдельного отряда специального назначения. Их форма была идеально приспособлена для этой местности — костюмы песочного цвета с множеством карманов.
Выглядели разведчики бодро, но в их глазах была усталость.
На головах — кепка или лёгкая бандана, а в руках — автоматы, от которых, казалось, они не могли оторваться ни на секунду. Некоторые сидели, опираясь на ранцы РД-54, другие лежали на земле, внимательно наблюдая за горизонтом через прицелы.
— Сан Саныч, готов доложить, — встретил меня у вертолёта Орлов.
— Давай, Михаил Юрьевич, — ответил я.
Орлов был удивлён столь официальным обращением. Пару секунд замешательства и он быстро мне всё объяснил и выставил предварительный «диагноз», пока я и Моряк визуально осматривали вертолёт.
— Понятно. А чего кричал, что горишь? Были признаки? — уточнил я.
Орлов промолчал. Он указал на карте место, откуда его предположительно обстреляли.
— Прилетим и обсудим. Что там, Гавриков? — крикнул я младшему сержанту.
— Ну, тут всё чин чинарём. Эм… всё хорошо, что касается двигателей. А вот приборы и гидросистема пострадали, — сказал младший сержант, который осмотрел оба двигателя.
— Ещё лопасть пробита, — указал я на одну из пробоин в несущем винте.
— Работы на час, — улыбнулся Гавриков, и вся команда техников приступила к устранению неисправности.
Пока чинили вертолёт, я успел поговорить с разведчиками. Командир группы в звании лейтенанта обрадовался, когда узнал, что я служил с Игорем Геннадьевичем Сопиным.
— Вот я думал, что не
— Если два офицера-афганца в течение получаса не нашли общих знакомых, значит, один из них «американский шпион», — посмеялся я с командиром разведчиков.
Солнце только начало клониться к закату, а наша группа уже поднялась в воздух и взяла курс на Шахджой. В кабине подбитого Ми-8 места командира и правака, заняли я и Орлов. Во время полёта про его вынужденную посадку я говорить не стал.
Как только вертолёт коснулся поверхности площадки, мы начали выключаться. Я глянул на часы и понял, что день сегодня выдался как никогда длинный и насыщенный. А ведь ещё нужно позвонить в Кандагар и провести беседу с Орловым.
— Ко мне в кабинет. С картой и планшетом, — сказал я Орлову, когда мы вышли из вертолёта.
Не успел я покинуть стоянку, как ко мне уже бежал тыловик Сычкин.
— Товарищ майор, ну в следующий раз возьмите на задачу. Третий год в Афгане, а орден не заработал, — возмущался тыловик.
— Сычкин, ты мне снабжение наладь. Сделаешь, лично поеду за твоим орденом.
Тыловик обрадовался и убежал работать. Я поблагодарил Моряка за работу и решил уточнить у него по поводу Гаврикова.
— Сан Саныч, он у меня пацан толковый. Но вот пить ему совсем нельзя, — ответил Семёнович.
— Так не давайте. Пускай работает на благо подразделения. Где он такие знания-то получил?
— Он в Кировском училище учился. Про двигатели вертолётов много что знает. Но вот закончить не довелось. Отчислили его. То ли он подрался, то ли напился, то ли всё вместе.
Закончив дела на стоянке, я направился в кабинет. Около двери меня уже ждал товарищ Орлов, готовый доложить о произошедшем.
— Заходи и показывай маршрут, по которому должны были лететь, — сказал я.
Пока Орлов раскладывал карту, я позвонил в Кандагар. Командир полка внимательно выслушал, но остался недоволен. Похоже, сам факт аварии вызывал нервный тик у начальства.
— Да сколько можно уже вертолёты бить? — возмущался Веленов.
— Это был огонь с земли. Такое случается в зоне боевых действий, — ответил я.
— Вы не поняли, Клюковкин. Лимит аварий ваша эскадрилья исчерпала давно. Вы только что прибыли, и вам за это поблажка. Наказывать не буду. Но ещё раз такое повторится…
— Может повториться. Я ещё раз говорю, обстрел с земли. Мы в зоне боевых действий…
— Да ничего в вашем районе нет! Не стреляют там. Ваш лётчик — олух. Так ему и передайте.
— Товарищ полковник, извините, но мне нужно работать, — ответив, я повесил трубку.
Орлов внимательно смотрел на меня, готовясь доложить маршрут.