Афганский рубеж 4

Дорин Михаил

— У вас даже план связи есть. Похвально. А теперь вы, Иннокентий Джонридович, — обратился Углов к Кеше, и тот отдал ему документацию.

Сразу же Углов развернул карту. Причём полностью. Надо было видеть, насколько это взбесило моего товарища.

— Ну и где маршрут? — начал водить пальцем по карте Углов.

Я подошёл ближе и указал на нанесённые ровные линии с отметками времени. Мне ведь известно, насколько скрупулёзно относится к штурманскому делу Кеша.

— Это вы его так учили?! Вот так нужно рисовать линию заданного

пути, — воскликнул полковник и, взяв карандаш с линейкой, начал прикладываться к карте.

Причём стал рисовать навесу, слишком сильно нажимая на карандаш.

— Товарищ полковник, в этом нет необходимости…

— Клюковкин, я лучше знаю, что мне делать.

Углов провёл несколько сантиметров, и кончик карандаша прорвал карту, образовав дырку как раз в районе реки Газнируд.

Я взглянул на Кешу и понял, что надо спасать человека. Вот только не Петрова, а Углова. Совсем немного и Кеша его «порвёт». Но первым порвали не полковника.

— Вот сам ты хреновый штурман. И карта у тебя хреновая, Иннокентий, — произнёс полковник и разорвал пополам карту Кеши.

Звук рвущейся бумаги даже у меня отозвался в голове гонгом. А уж у Петрова и подавно. Он сжал губы и уже готов был высказать очень много лестных слов Углову.

— Чего нахохлился, Петров? Карта почему в таком состоянии? Как сегодня полетишь? В общем, я тебя отстраняю.

— Да вы… — начал было отвечать Кеша, но я успел его прервать.

— Старший лейтенант Петров, вы свободны, — успел сказать я, пока Кеша не «наломал дров».

У него и так не самая хорошая была репутация в полку. А уж нетактичное поведение с главным штурманом ему могут не простить.

— Командир…

— Выйди, я сказал, — повторил чуть громче, и Кеша, вытянувшись в струнку, вышел из кабинета.

Углов проводил взглядом Петрова и повернулся ко мне.

— Это так вы готовите личный состав к важному вылету? Мало того что вас уже ловили на неподчинении и самоуправстве, вы ещё и некачественно готовы к выполнению…

— Вы всё сказали, Антон Павлович? — спросил я.

— Не понял… вы как…

— Очень просто, товарищ полковник. Во-первых, старший лейтенант Петров, как штурман звена прошёл контроль готовности у штурмана эскадрильи, как это и положено. Во-вторых, никто не давал право нарушать целостность штурманского снаряжения, коим является полётная карта. И в-третьих, у меня приказ генерал-лейтенанта Целевого о выполнении специальной задачи по поиску и уничтожению караванов. И не вам решать, кто будет в моём экипаже.

Углов тут же взбеленился и начал тыкать в меня пальцем.

— Вы забываетесь, Клюковкин. Правильно вас сюда отправили командовать этим подразделением. Не зря вы здесь оказались. Говорите, Целевой вам приказал? Ну-ну! Посмотрим!

Углов ещё пофыркал и тоже направился на выход из кабинета.

— Вы дозащищаетесь, Клюковкин. Я видел ваше представление на орден. Считайте, что получили от меня выговор и можете

не ждать своё «Красное знамя».

— Зато у меня настроение хорошее. Лучше, чем у вас, — ответил я.

Углов что-то брякнул и пошёл на выход. Я начал собирать обрывки карты, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Обернувшись, я увидел растерянного Кешу.

— Командир, не стоило. Дал бы мне его послать, и на этом бы закончили.

— Ничего страшного. Если дураку не намекнуть, что он дурак, он так и будет жить в неведении, — ответил я, и Кеша слегка приободрился.

В расчётное время поднялись в воздух. Ломов не сразу начал поспевать за всеми манёврами, но к 10-й минуте полёта стал держаться ровнее.

— 104-й, не отстаёшь? — сказал я в эфир, проходя рядом с очередной сопкой.

— Справа на месте, 102-й, — спокойно ответил Виктор.

— Командир, а звёзды сегодня сверкают ярче, чем вчера, — заметил Кеша.

— Звёзды — хорошо, а что у нас по маршруту? — спросил я.

— Прошли второй поворотный пункт. Далее курс 140°, — доложил Иннокентий.

Безоблачным небом над приграничными районами Афганистана любоваться не было возможности. Пусть ночью и тяжелее стрелять с ПЗРК, но прижиматься к земле всё же не стоит. Тем более что она сегодня хорошо просматривается.

— А в прибор хорошо всё видно, — сказал по внутренней связи Липкин, сидящий в грузовой кабине.

В сегодняшнем вылете он решил воспользоваться ночным биноклем БН-2. И чем дальше мы удалялись от Шахджоя, тем больше командир спецназа удивлялся.

— Вот там точно кто-то будет. А вот место хорошее для засады. Я не успеваю отмечать, Саныч. Чего мы раньше так далеко не залетали? — спросил Пётр Петрович, когда мы прошли на очередной просёлочной дорогой, ведущей от границы в сторону Кандагара.

— Никто задачи не ставил, — ответил я.

Чем ближе подлетали к границе, тем горы становились круче. Ущелья сменялись горной грядой, а равнинной поверхности почти не было видно.

— Третий поворотный пункт маршрута. Далее курс 70, — объявил Кеша, когда мы прошли рядом с горой Харгар.

Пока что никакого движения и никаких признаков жизни. По курсу было очередное ущелье, слегка освещаемое лунным светом. Тут же Липкин внёс предложение.

— Саныч, надо пройти по ущелью. Чуйка у меня.

И у меня тоже — зацепиться лопастями можно на раз-два.

— Командир, узковато. Двум вертолётам будет очень тесно, — заволновался Кеша.

— И духи могут думать так же. Мы же не отклоняемся от маршрута, Кеша?

— Нет.

Может и правда что-то найдётся и в этом ущелье.

— 104-й, снижаемся в расщелину. Иди с превышением от меня, — дал я команду Ломову.

— Понял, 102-й.

Ручку управления отклонил вперёд, и вертолёт быстро спикировал вниз. В этот момент дух захватило и всё сжалось в груди. Несколько мгновений и я выровнял вертолёт, оказавшись между двух скал.