Агриппина. Младшая сестра Смерти
Шрифт:
«Да как он смеет?!» – вот что крутится у меня в голове.
Я перешла на домашнее обучение, перестала общаться с людьми, позволила запереть себя в четырёх стенах и подавать еду через специальное окошко, как в тюрьме, – а он, родной отец, всё равно сбежал от меня на край света. Бросил в тот страшный год, когда я особенно нуждалась в поддержке. Пусть даже в такой, какую оказывают заразному человеку – через стекло и защитный костюм.
Так что нужно отцу? Снова запереть меня на замок? Посадить на цепь, как бешеную собаку? Раз
Сатир кладёт ладонь мне на руку, и только тогда я понимаю, что всё это время нещадно терзала предплечье ногтями. На коже багровеют длинные и извилистые дорожки. Такие тропинки точно не приведут ни к чему хорошему.
– Грипп? – робко окликает мачеха.
– Что он тут забыл? – выдавливаю я.
– Не знаю. Родион не сказал. Буркнул, что выезжает и сразу сбросил, а теперь вне зоны доступа. – Крис нервничает. – Так где ты? Я могу подъехать? Надо бы обсудить, что делать.
– Приезжай, – отвечаю я и кидаю взгляд на рогатого: надеюсь, у Крис нет предрасположенности, и она его не заметит.
Хотя лучше на время избавиться от напарника. Не хочется обсуждать семейные дела при чужих ушах.
– Литейный проспект, сад «Сен-Жермен», – уточняю я.
– Скоро буду.
Я прячу телефон и смотрю вниз, на носки кроссовок, размышляя, нужно ли что-нибудь объяснять сатиру. Прихожу к мнению, что он обойдётся, и просто пытаюсь наладить работу организма: дыхание, сердцебиение, глотание – всё не в норме. Об отце не думаю, но память так и зудит, хочется расчесать её и выпустить кровь-воспоминание.
Давно заметила: если в голове крутятся тёмные мысли, а взгляд при этом устремлён вниз – обязательно потекут слёзы. Вроде есть простое решение: смотри вверх! Но я не могу – подбородок словно магнитится к груди. Хочется уронить голову низко-низко, лучше вообще сбросить на землю и запинать под лавку. Пальцы тянутся к ссадинам – жаждут ещё раз прогуляться по воспалённым дорожкам.
Может, правда, купить себе… как там Крис говорила?
Царапки.
– Предупреди, если соберёшься реветь. – Рогатый, очевидно, не обделён интуицией. – Я тогда свалю по-быстренькому. Не терплю, понимаешь ли, соплей.
– Скоро приедет Крис. Моя мачеха. Нам с ней надо поговорить. – Гляжу исподлобья. – Так что тебе, действительно, лучше свалить.
– Лучше – не то слово. Не имею ни малейшего желания слушать ваш трёп. К тому же, у меня дел по горло. Надо разыскать королей. Для начала хотя бы одного.
Я ощупываю свиток в кармане – это придаёт сил.
– Ты говорил, их сложно найти. – Про себя добавляю: «Легко потерять и невозможно забыть». – Днём с огнём и всё такое.
– «Сложно»! – Сатир возмущённо всплёскивает руками. – Это практически нереально. Но я подниму старые связи, обращусь к друзьям и, может статься…
– Не верю, что у тебя есть друзья. – Я скептически качаю головой.
– Прикуси язычок, малыш. – Он жжёт
– Приставили? А кто? Те, кто придумывают задания?
– И всё-таки она туповата, – шепчет рогатый под нос и, прежде чем я успеваю отвесить ему новый подзатыльник, превращается в серебристый дымок и улетает прочь.
Мне остаётся лишь буркнуть: «Придурок», выйти за ворота и прохаживаться туда-сюда в ожидании Крис. Только я решаю завернуть в книжный, как телефон оживает: мачеха прибыла.
Волосы у неё скручены в узел, на голове повязан платок. Из одежды – старая футболка, спортивные штаны и накинутый на плечи палантин. Значит, звонок отца застал Крис за уборкой, и она сразу помчалась ко мне, даже переодеваться не стала. Непривычно видеть мачеху в таком виде, но мне, пожалуй, нравится. Её наряды, помады, каблуки – броня, через которую трудно пробиться. А сейчас Крис выглядит домашней и простой. Почти родной.
Я опускаюсь на пассажирское сиденье и захлопываю дверь.
– Ты голодная? – первым делом спрашивает мачеха.
– Нет. – Понятно, что у неё на уме: когда Крис по-настоящему волнуется (а это случается редко), то ест в разы больше, чем обычно. – Давай не пойдём в кафе, ладно? Не хочу, чтобы кто-то случайно подслушал наш разговор.
На самом деле я не хочу, чтобы кто-то случайно увидел мои слёзы, если до этого дойдёт. Но Крис необязательно знать истинную причину.
Мачеха с сожалением вздыхает, бормочет что-то про спасительный бургер, а потом говорит:
– Ну, в общем, вот что я надумала, пока ехала. – Она барабанит пальцами по рулю. – Родиона я к тебе не подпущу. Пусть только попробует сунуться, сразу вызову ментов. Я не сказала, но один из парней, которые приезжали вчера на вызов, взял мой номер. Так что теперь у меня есть знакомый полицай, если что.
Час от часу не легче. Надеюсь, Крис не вознамерилась найти мне «нового папу» в рядах доблестной полиции?
– Ты со мной согласна? – Её пальцы прекращают отбивать дробь и вцепляются в баранку. – Ну, с тем, что Родиону не следует с тобой видеться? Надеюсь, ты не хочешь…
– Не хочу.
Мачеха кивает. Линия подбородка у неё смягчается, руки сползают с руля. Так вот что тревожило Крис больше всего. Не простила ли я отца? Не возникнет ли у меня желание повидаться с ним?
– Думаю, пока он будет в Питере, тебе лучше посидеть дома, – продолжает мачеха. – Не выходить на улицу. Вообще. Ради твоей же безопасности.
Я пристально смотрю на Крис, пытаясь глазами донести мысль: то, что она говорит – жуткая чушь. Дурно пахнущая глупость. Уйти в изоляцию ради человека, который собирался всю жизнь держать меня под замком? Ну уж нет.