Академия тишины
Шрифт:
Так странно, говорить с ней… вот так. За последние пятнадцать минут мы сказали друг другу больше, чем за два года.
Я кладу руку на живот. Рита смотрит на меня, и что-то такое мелькает на её лице, лёгкая тень. Не дура, да. Но действительно влюблённая — и ревнивая.
— Маги смерти всегда хотели быть в стороне от политических игр, — хмыкает она невесело. — Такой вот парадокс. Еще смешнее то, что проклятие на Тарольских наложили маги жизни, но только маги смерти могут их облегчить, обычно — ценой собственных жизненных сил, энергии. Беременность дает тебе двойную силу, у маленьких детей лет до
Дверь резко открывается, сэр Джордас заходит в целительское крыло, не глядя ни на Риту, ни на меня.
— У нас есть пять минут. На всё.
Я подскакиваю на месте.
— Иди, — отрывисто говорит Рита. — Иди, я сделаю, что смогу. Но помни — ты сама мне его оставила. Мне. Потом не жалей. Твой выбор.
Я выхожу за Джордасом, и не смотрю на Риту Хейер, стараюсь не думать в этот момент ни о её последних словах, ни о ней самой.
Глава 48. Прошлое
/прошлое/
Прочь из Академии, подальше от столицы. Деньги на первое время у меня были, а когда закончатся… я знала, где взять ещё.
Не мои деньги, Джордаса. Джордас одолжил мне денег и помог выбраться из Академии, а я обещала дать о себе знать. Соврала. Пусть забудет обо мне.
Это было нечестно. Эгоистично. Но что я могла дать ему взамен, кроме скомканной фальшивки из несуществующих чувств и надежды, которая никогда не будет оправдана? Или это было бы лучше, чем ничего? Можно было хотя бы поцеловать его напоследок, с меня бы не убыло.
…я пожала его руку. Пообещала что-то на словах. Слова не так болезненно будет вспоминать, как прикосновения. Он меня забудет. Они оба меня забудут.
Как ни странно, но я беспрепятственно смогла уехать. Несколько раз незаметно путала воспоминания случайным подвозившим меня людям — подобному фокусу я выучилась давно, еще на первом курсе. Потом испугалась, что это выдаст мой путь даже быстрее. Меняла экипажи, переодевалась, сжигая дотла старую одежду, стараясь ничем не выдать своё обладание даром и прикрывать иллюзией волосы и глаза. Иллюзии я тоже накладывала отлично.
В итоге я остановилась в Алгуте, небольшом, но шумном городе в шести днях езды от Академии, почувствовав вдруг, что хочу остаться здесь. Несомненным плюсом Алгута было наличие речного порта, многолюдного рынка. Сонмы приезжих, частая смена новых лиц — никто не должен был обратить внимание на молодую невзрачную девушку, скромно опускающую глаза.
К своему удивлению, довольно легко нашла работу — помощницей по хозяйству в одной семье. Свой дар я не афишировала, разумеется, сильный маг мог бы меня вычислить, но таковых в ближайшем окружении не нашлось. Пожилая пара, к которой я поступила в распоряжение, полностью меня устраивала: леди не слишком-то гоняла с поручениями, а её муж не распускал рук. Платили они сущие гроши, но с учётом того, что мне больше была нужна крыша над головой, нежели доход, условия устроили меня полностью.
Никогда прежде я не занималась домашним хозяйством, и дома, и в Академии для этого всегда были слуги, помощники, самая различная обслуга, но и здесь мне повезло —
Беременность протекала легко, но рано или поздно хозяева должны были обнаружить моё состояние и, конечно же, выгнать — зачем нужна работница, не способная в полной мере выполнять свои обязанности? Однако и здесь вышло иначе. Я рассказала трогательную истории о погибшем во цвете лет супруге, добавив капельку убедительности собственным словам, слегка подправив плетения восприятия пожилой пары. Ошибкой было бы считать, что у людей, не владеющих даром, плетений нет — разумеется, они есть у всех. Просто они не способны их видеть и ими управлять.
Видеть не способны, а сочувствовать — вполне. Меня оставили, назвали "доченькой" и пообещали помочь в первое время. Большего и не требовалось.
Ночью после разговора с Риссманами, я долго не могла уснуть, в который раз сомневаясь в правильности своих поступков. Прошло два месяца со дня моего побега. А если леди Сейкен не поверила в то, что Энтони ничего не знает? А если адьют… А если Энтони ушел из Академии, так и не закончив её, и ищет меня, подвергая опасности и свою жизнь, и мою? Рита должна была передать ему письмо, в котором говорилось, что всё кончено, и я не желаю его видеть — почти слово в слово, как в тех любовных романах, что обожала когда-то моя мать.
"Не хочу жить в слепоте", — вспомнились слова Маргариты, а затем — и другие её слова, и Энтони, и… Я сморгнула злые горькие слёзы. Выбор сделан, нечего теперь нос воротить.
Но, может быть, позже..? Когда Джеймс родится, когда подрастёт, когда… Всё меняется. Леди Сейкен, адьют — не вечны. Джеймс родится, подрастёт, и я найду Энтони, и…
Как ни старалась я выкорчевать из собственной души из эти мысли, они потихоньку укоренялись, словно живучие семена сорняков, ожидая удачного момента, чтобы прорасти и заполонить её всю.
***
Джеймс родился зимой, немного раньше срока. Я помню, как трещал огонь в камине, и я сама словно бы трещала по швам. Пламя, столь долго и упорно сдерживаемое, прорывалось наружу. Мне казалось, что я непременно подпалю дом, и я не знала, кому из двенадцати богов молиться, чтобы удержаться.
— Мальчик, — сказала сухонькая акушерка средних лет, вызванная леди Риссман для её дорогой "доченьки". — Рыжий, как солнышко, мисс. Видать, отец у него был тот ещё мартовский рыжий кот, ну как можно было оставить такого котёночка? А глаза, мисс! Никогда таких глаз не видела… чисто аметист.
— Мой муж умер, — прошептала я, грудью и животом ощущая соприкосновение с крошечным влажным тельцем Джеймса. Почти невесомым.
Моего Джеймса.
Я смогла. Я сделала это. Я смогу и дальше.
***
Когда всё произошло, Джеймсу было почти два с половиной. Он рано начал разговаривать, и в этом были и свои сложности, и свои плюсы — мой мальчик любил песни, стишки и сложные длинные слова, они занимали его куда дольше и лучше, чем любые предметы, но сколько же сил требовалось, чтобы придумывать для него эти песенки и потешки!