Академия тишины
Шрифт:
Она, разумеется, была тут и во время нашего подъёма, но тогда я вообще не обратила на нее внимания, сочтя частью лестницы, этакими боковыми перилами для дополнительного удобства. И только сейчас вдруг поняла насколько она здесь чужеродна и как легко ее отцепить.
Даже если бы я не потеряла слух и голос, я бы на миг охрипла и онемела. Повернулась к Ларсу, ухватила его за плечо, потрясла. Дымка задумчивости не сразу пропала из его чёрных глаз, но через мгновение мы уже оба распутывали веревку. Это заняло минут пятнадцать, не больше.
Если бы её оставили те, кто заводил часы, они бы явно не стали так халтурить.
К сожалению, с Ларсом
Ларс все истолковал иначе, рука скользнула по моей щеке, дыхание на миг сладко согрело мое лицо. А ещё через мгновение я толкнула его обеими руками в грудь, повернулась и демонстративно принялась привязывать веревку к лестнице. Улика уликой, а оставаться здесь больше я не собиралась. Приятель какое-то время неподвижно стоял за спиной, а потом начал помогать.
Кивнул на веревку, попытался ухватить меня за талию, но я вырвалась — вот ещё.
Спускаться было страшно, очень, но адреналин кипел в крови так, что пламя выплескивалось из ладоней, и я испугалась, что веревку просто-напросто подожгу.
А вдруг она не выдержит Ларса..?
А вдруг…
Ларс не стал ждать, оттолкнул меня, а потом вдруг резко дернул за рубашку, зло, почти болезненно. Ткань разорвалась, беззвучно, ее протестующий треск я ощутила кожей — и испугалась, волоски на коже встали дыбом. Но зря — никто не собирался срывать с меня одежду. Полосками рубашки Ларс обмотал ладони, попытался как-то хитро обвязать верёвку вокруг поясницы, но в итоге сдался и полез так — без страховки. У меня противно заныли руки только от одного этого зрелища, и я малодушно подумала, что ничего бы со мной не случилось от одного поцелуя, а вот Ларсу был бы дополнительный стимул удержаться…
Балбеска, действительно.
Я высунула голову и стала следить, как он спускается вниз, прыгая по стене, словно гигантская водомерка, отгибая телекинезом подлые крепления, по какой-то причине прижавшиеся к стене после нашего подъёма. А значит, я смогу спуститься. Где-то в глубине души уверенная, что даже если словусь — он меня поймает.
Ларс скрылся из виду, постепенно растворился в густом ночном воздухе, и я перевела дух.
Не верю, что он мог бы вот так, хладнокровно убить человека или животное. И не поверю, плевать на какие-то там потери памяти и на целый мир в придачу!
Хотя плевать нельзя, надо разобраться. И не откладывая — мало ли, что произойдёт в следующий раз.
Я выждала еще немного, по примеру Ларса дорвала несчастную рубашку и соорудила повязки на ладони. Ухватилась за верёвку, ногой проверила выступ на прочность. Ветер холодил лицо, а вот дыхание моего лучшего друга было таким заманчиво тёплым…
Это во мне есть что-то плохое, во мне — не в нём. И в смерти леди Сейкен виновата я. И это я сожгла тогда зомби-библиотекаршу, хотя могла бы придумать что-то другое. И я, которая любит одного, могу смотреть и на другого, других, не то что бы планируя, но — предполагая… Не говоря о том. что я родилась во лжи собственной матери, и ложь прекрасно вписывается в мою жизнь
Я спустилась вниз, Ларс-таки поймал меня, но я тут же вырвалась, не желая продлевать такую согревающую близость. Веревка болталась
…Габриэля я нашла быстро. К счастью, одного, хотя никакое сопровождение мне бы не помешало. Мы остановились друг напротив друга, он — идеальный с ног до головы, хоть сейчас на королевский приём, и я — в рваной и грязной рубашке, брюках, пыльных насквозь, с расцарапанными руками, всё ещё обмотанными кусками ткани, верёвкой на шее и взбитым облаком волос. К тому же эхо чужого, почти случившегося поцелуя всё еще витало у моего лица, я чувствовала, как горят щёки.
" Ты будешь оправдываться слишком сильно для того, кто ни в чем не виноват…"
Я делаю шаг к нему первой. Габриэль снимает очки, и я делаю еще шаг, а потом еще — и замираю, не хочу его испачкать. Но Габ пачкается об меня сам.
"Джейма, я тебя убью!", — говорит он мне беззвучно и так… ожидаемо-долгожданно, а я смеюсь и целую его в губы, как еще никогда, кажется, не целовала. Печати захлопнулись, мир давно уже погрузился в топкую слепую тишину, но мне не нужен голос, чтобы выдохнуть Габриэлю прямо в рот:
— Убивай.
Глава 46
Начало ноября стало ожидаемо морозным. Озерцо у леса с большими удобными и плоскими камнями, разбросанными вокруг, словно самой судьбой предназначенное для наших общих встреч, к разговорному часу замерзало, сковывалось тонким льдом, и тот из нас, кто приходил к нему первым, развлекался обычно тем, что ломал хрупкую и хрусткую ледяную корочку магическим или механическим способом. Глядя на поверхность озера, всегда можно было сказать, кто освободился с занятий и от прочих важных дел раньше. Ларс наносил поверх льда изящные, словно шоколадные узоры тёмной сыпучей землёй. Габриэль занимался примерно тем же, но его рисунки были из замерзших струек послушной ему озёрной воды. Я прожигала в тонком льду лунки в виде геометрических фигур.
А упрямо прибившийся к нам Джеймс, не особо заморачиваясь, набирал горсть гальки покрупнее и швырял её в озеро.
— Примитив, — не сдержалась я, когда однажды мы оказались с ним там вдвоём, и я, воровато оглядевшись, позволила себе дружески пихнуть его в бок.
— Зазнайка, — тут же откликнулся Джеймс и не менее дружески щёлкнул меня по лбу. Для такого холодного ноябрьского дня он был слишком легко одет, без шапки и с голыми руками и шеей. Конечно, внутренний огонь его согревал, но я, выросшая не в семье магов, с не в меру заботливым отцом, не считала это за аргумент.
— Иногда мне кажется, что тебе лет восемь, не больше.
— Кто бы говорил!
— Наверное, мы бы дрались в детстве.
— Можем подраться и сейчас, — Джеймс дошвырял все заготовленные камни и повернулся ко мне. — Не представляю, как вы тут глухие ходите, это же кошмар какой-то.
— Как, как… Кое-как. Помнишь, каким зомбиарием мне казался второй курс в прошлом году?
— Помню. А ещё помню, как ты нахрюкалась на празднике посвящения и рыдала на ступеньках общежития.
— Нашёл, что вспомнить. У вас что, назначили дату посвящения?