Аксерион: сага первая
Шрифт:
— Старик… Я ждал тебя. — Сидя в углу, спокойно басил чернокожий ясновидец.
Он сложил свои руки поверх некой трости, упертой в пол. На глазах его красовалась повязка. Маленький столик, подле него, населяли пустые стаканы и тарелки. Небывалая роскошь.
— Я привел его, кхе-кхе, как и обещал. — Старец сгреб Рыбу своей узловатой рукой под локоть и подошел к Тиргу, на что тот спокойно встал со своего стула.
Затем внезапно подошел к Старику, и вертикально положил ладонь на его лоб. Кумар и Рыба удивленно посмотрели на скрывающую глаза повязку карийца. Им было интересно, какие
— Что? — Нетерпелось бородатому тиранду задать вопрос.
— Ничего. — Убрал ладонь со лба Старика Тирг.
— Ничего? — Возмутился Кумар. — Говори, что хотел сказать. — Подошел Кумар к Тиргу и ухватил за плечо.
— Скажу только, что тень Алсаза подле вас. Нет, не так. Она подле всех нас, но вы двое… Нелегкая вас судьба ждет. — Раздался ему ответ.
Старик на это почти никак не среагировал — он и так знал, что гибельная рудничная болезнь его уже вот-вот подводит к порогу Святилища. Но вот взгляд Кумара похолодел, и попятившись назад, он обернулся, после чего ушел из обители ясновидца. Уже на выходе он буркнул через плечо:
— Бред! Не собираюсь тут задерживаться. — Дверь контейнера громко хлопнула за его спиной.
В напутствие донеслись возмущенные реплики охранников.
— Ты. — Тирг наконец подошел к Рыбе. Слепец будто не заметил выходки Кумара. — Дай свою руку.
Рыба подчинился, и тот взял его руку, обернув ладонью вверх. После этого он, приложив одну свою ладонь к тыльной стороне ладони парня, поднес вторую к его лбу. Несколько секунд они молча стояли. Брови Тирга тяжко хмурились. Его лицо свело напряжением, на скулах проступили мощные желваки, а лоб покрыла испарина. Он начал мотылять в стороны головой:
— Ммммггмм. Ммммм! — Доносилось сквозь его закрытый рот.
— Что происходит??? — Рыба в панике спросил Старика, но тот сидел отстраненно, будто под действием эйфории. — Что с ним?
— Аааа! — Наконец удалось карийцу разомкнуть уста.
На шум крика в помещение контейнера ворвалось двое верзил-охранников.
— Что тут происходит? — Прогремел басом один из них.
— Я ничего не делал! — Испуганно обернулся Рыба, так, что рука Тирга оторвалась от его лба.
Слепец без сил упал на пол контейнера, подставив руку в качестве опоры.
— Да мне плевать! — Надвинулся на парнишку один из амбалов.
— Стойте! — Тирг поднял свободную руку в останавливающем жесте.
Охранники повиновались.
— Он не виноват… Это я… Я влез слишком далеко… Я не ожидал…
— Чего? — Спросил Рыба. — Чего не ожидал?
— Такого… — Учащенная одышка сбивала слова Тирга. Он отдышался и продолжил. — Такого проклятья.
— Какого? Какого проклятья? — Не терпелось парнишке и Старику услышать ответ.
— Помоги встать.
Рыба поднял Тирга за плечи, и тот сел на свой стул. После чего продолжил:
— Аксерион тебя не видит. Других видит, а тебя нет. Но знай, ты проклят. В твоей душе я не нашел в тебе от всех мне знакомых. — Он поднял руку парня ладонью вверх, и провел пальцем по черным венам.
— Недолго тебе осталось. Необратимая
— Он? Кто он? Какой вестник, какой спутник? Какой Абсолют? Что вы хотите этим сказать?
— Я потерял слишком много сил… — Было видно, что ясновидец начинает засыпать. — Наши судьбы еще пересекутся, парень… — И умолк, погрузившись в царство снов.
За полгода жизни в 20 отсеке, коим назывался рудник по добыче тривия на двадцать четвертом ярусе «Врат», Рыба усвоил несколько правил.
Первое: Здесь кормили всего два раза в день. Кормили рыбой не первой свежести, но выбирать не приходилось. Второе правило — жесткая иерархия была среди самих рабов.
Самый высокопоставленный раб был карийцем по прозвищу Шокран. Надзиратели считались с его мнением, и не зря; поговаривали, что этот Шокран время от времени распивал спиртное с самим госпоином «Т» — главой всего конц-подземелья.
И если «Т» был главой всего, то Шокран — руководил рабами только в пределах 20 отсека. При этом сам он тоже был рабом. Всего в отсеке насчитывалось до двухсот невольников — как мужчин, так и женщин. Работали они раздельно, но на некоторых спецэффических должностях могли и пересекаться. Мужская половина рабской массы преимущественно добывала руду тривия, женская — отмывала и сортировала.
Иногда 20 отсек называли «котлом», из-за своей формы. Это был огромный пещерный карьер трехсотметрового диаметра, в виде чаши. По спирали на железных путях туда спускали составы с надзирателями, для погрузки добытой руды. Она, в свою очередь, ссыпалась в контейнеры, нагроможденные один на другой, на дне «котла». Ссыпалась она уже отмытой. Иногда, при помощи погрузчиков, коих было немного, но чаще — человеческими усилиями, при помощи тележек. С одной из таких тележек работали двое парней в браслетах.
— Увозите, Кумар. — Сказала женщина средних лет. Она со своей дочерью попала в рабство, когда на их городок совершили налет наемники. Её мужа убили, а её саму, позабавившись, решили сдать в рабство. Дочь она втайне выносила уже на руднике, от одного из наемников. Ей было около девяти лет, и иной жизни, кроме рабства, она не знала. Она часто помогала своей матери с перевозкой отмытой руды и передачей на мужскую половину 20 отсека.
— Принимаем. — Кумар толи ей это сказал, толи своему молчаливому напарнику, носящему прозвище Рыба. Тот лишь молча запрыгнул и подхватил рычаг дрезины заправским и хорошо отработанным движением, после чего закачал его в направлении контейнеров. Кумар уселся за руль, крича напоследок:
— Счастливо, дамы!
Они обе с головы до пят были обмотаны в грязное тряпье, оставив узкие щелочки для глаз.
Выполнив перевозку в сто двадцатый раз за свою смену, двое направились в убежище. По пути они завернули в водяные ванны. Месяц назад один из рудокопов наткнулся на жилу грунтовых вод, за что был сильно отблагодарен остальными рабами и избит надзирателями за то, что тем пришлось достраивать оборудование откачки излишней воды.
— Ну что, братишка, скупнемся? — Задал Кумар вопрос, ответ на который был очевиден.