Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество

Чемоданов Николай Ильич

Подобные соображения высказывались неоднократно, они нашли свое лингвистическое выражение в различных попытках классификации языковых знаков по признаку эффективности их воздействия на адресата. Наиболее известными и успешными были до сих пор модель органона Карла Бюлера и классификация языковых знаков Чарльза Морриса [156] . Было предпринято сопоставление этих двух попыток [157] ; мы его здесь повторять не будем.

156

Ср.: K. Buhler. Sprachtheorie. Die Darstellungsfunktion der Sprache. Jena, 1934;

· Ch. Morris. Signs, Language and Behavior. New York, 1955.

157

Ср.: W. Schmidt / H. Harnisch. Zur Grundlegung einer marxistisch-leninistischen Sprachwirkungsforschung. – Op. cit., S. 510 ff.

Дальнейшим результатом работы над аспектом социальной эффективности языковых знаков

явились теоретические и практические посылки для разработки так называемых прагматических категорий, как-то: полезность, партийность, цель, правдоподобность, очевидность и др. Особые заслуги в области создания основ марксистско-ленинской теории прагматических категорий в ГДР имеет Георг Клаус, однако в этом направлении, безусловно, предстоит еще много сделать [158] . Здесь прежде всего представляет интерес вопрос, каким образом понятие прагматических категорий может оказаться полезным для исследования социальной эффективности языка и для создаваемого учения о его эффективном использовании в идеологической борьбе с политическим противником и формировании социалистического сознания [159] . Выяснение вопроса о том, какие существуют прагматические категории и как можно добиться их точного определения и разграничения, связано для нас, следовательно, непосредственно с задачей проверки того, в какой мере находят свое отражение прагматические категории в виде предпочтительного применения определенных языковых средств и какими стратегическими коммуникативными особенностями они отличаются.

158

Там же.

159

См.: W. Schmidt / H. Harnisch. Kategorien und Methoden einer marxistisch-leninistischen Sprachwirkungsforschung. – Op. cit., S. 78 ff.

При исследовании и описании возможностей воздействия на человека посредством языка важны, разумеется, не только желательные и достижимые воздействия на мысли и чувства участника коммуникации, но и контроль за поведением последнего. При этом следует различать воздействие в двух плоскостях. С помощью языка может быть оказано различное непосредственное воздействие на состояние и поведение участника коммуникации путем побуждения его к ответу на вопросы, сообщению каких-либо сведений, выполнению тех или иных просьб и пожеланий, приказов и т.п. Наряду с этим непосредственным воздействием известно также косвенное, которое при употреблении языковых знаков происходит в какой-то мере имманентно, часто даже непреднамеренно и бессознательно. Внутри общества и внутри различных социальных групп существуют определенные формы поведения и взгляды, которые признаются или отвергаются данным обществом или данным коллективом и в силу этого занимают определенное место в системе оценок, специфической для данного общества или данной группы. Формулировка и кодификация таких оценок, как выражение общественного мнения, осуществляются с помощью языковых средств. Причем это происходит не путем оценочных высказываний, как-то: «Это – хорошо, это – плохо», а через посредство различных языковых обозначений, которые сами по себе содержат социально обусловленный оценочный компонент. Применение подобных обозначений позволяет выразить оценки имплицитно и вызвать соответствующее отношение и поведение. При этом имеется в виду не то воздействие, которое язык оказывает или распространяет сам по себе, а тот факт, что оценки и взгляды определенных социальных групп закрепляются в определенных языковых знаках и в дальнейшем переносятся языком как специфическое воздействие соответствующих обществ и социальных групп (например, Blutrichter, Revanchepolitiker, Streikbrecher).

Наша работа имела целью показать при рассмотрении лингвистического аспекта данной проблематики, что исследование и описание роли языка в идейно-политической борьбе и при формировании сознания, равно как и разработка рекомендаций по эффективному применению языковых средств для этой цели, не составляют задачу одной лишь лингвистики. Исследование социальной эффективности языка не может ограничиться лингвистической постановкой вопроса и методикой; успех этого исследования зависит от сотрудничества с социологией, психологией и рядом других дисциплин.

Вернер Нойман.

К вопросу о характеристике языкового знака, социальной детерминированности и языковой обусловленности

(Предварительный набросок)

[160]

[161]

1.1.

При любом употреблении языковых знаков в процессе коммуникации, в устной речи или в письменно зафиксированном тексте, отчетливо видно противоречие, которое, как мы хотим здесь показать, является постоянно действующим, неизбежным, существенным для функционирования и развития языка диалектическим противоречием. Оно основывается на следующем.

160

Werner Neumann. Zur Charakteristik des sprachlichen Zeichens, gesellschaftliche Determiniertheit und sprachliche Bestimmtheit. Eine Skizze. – «LS/ZISW»/A, Ht. 2, S. 1 – 51.

(Статья публикуется автором в сокращении).

161

Эта работа написана на основе двух докладов, прочитанных автором 9.11.1967 г. на заседании тогдашнего Отделения языка, литературы и искусства при теперешней Академии наук ГДР и 11.6.1968 г. на заседании проблемной комиссии по теории языка бывшего рабочего объединения институтов и учреждений по общественным наукам при АН.

Порожденный человеком физический феномен функционирует как «носитель» мыслительных содержаний. Когда люди говорят или пишут, они намеренно и по определенным правилам производят колебания воздуха или изменяют условия отражения света на некоторой поверхности, каковые лингвист может с помощью своих знаний и методов определить как репрезентацию последовательностей фонем или графем, а владеющий языком «понимает» спонтанно; но чисто эмпирически эти колебания воздуха и изменения в отражении света кажутся вначале не чем иным, как комплексами акустических или оптических раздражений у слушателя или читателя, а также осязательных раздражений у говорящего или пишущего. Тем не менее посредством этих раздражений происходит передача мыслительных содержаний от человека к человеку. В принципе можно говорить о нейрофизиологическом субстрате этих раздражений, которые, однако, по своему содержанию не могут считаться физическими феноменами. Это психические явления, идеальные образы предметов, свойств, отношений и обстоятельств действительности.

Через посредство акустических или оптических раздражений слушатель или читатель получает в виде сообщений мысли или отраженные чувства говорящего или пишущего, которые начинают воздействовать на его собственные мысли и чувства, а через них часто и на его действия. На основании такого воздействия знака говорят о том, что знаку свойственна связь и даже единство

между означающим и означаемым. Знак не может представлять собой лишь один физический феномен. Без привязки к мыслительному содержанию знак не обладал бы релевантностью для мышления и поведения слушателя или читателя. Мы не понимаем высказывания на иностранных языках, если наряду с их звуковым или письменным образом не можем воспринять и ту область явлений действительности и мышления, к которым относятся элементы высказываний (это понимание может основываться либо на знании мыслительного коррелята, либо на возможности однозначного определения данной области). Мы часто даже не воспринимаем отчетливо звуковую или письменную форму, потому что нам неизвестен принцип ее построения, ее фонемная или графемная, морфемная и синтаксическая структура, которая обусловлена связями чувственно воспринимаемых явлений с мыслительными коррелятами и которая остается для нас потоком трудно воспроизводимых звуков или их комплексов или последовательностью непривычных и трудно воспроизводимых букв. Часто слушатель или читатель рад уже тому, что на основе своего прежнего опыта общения с носителями другого языка или знакомства с их формой высказываний он узнает в подобной звуковой или графической последовательности репрезентацию определенного иностранного языка. Для обозначения сторон заключенного в знаке отношения употребляют разные термины. Но в любом многообразии терминов подчеркивается то обстоятельство, что в каждом эксплицитном знаке имеются две стороны, объединенные в единое целое, а именно в знак [162] . Тем самым под знаком имплицитно или эксплицитно понимают единство противоположностей между физическим, явно материальным, характерным для процесса коммуникации и идеальным компонентом. По отношению к способу его выражения знак физически осязаем, по отношению же к тому, что им выражается, – идеален.

162

Это со всей очевидностью хочет подчеркнуть и С.Д. Кацнельсон в своей книге «Типология языка и речевое мышление» (Л., 1972, с. 14), когда он пишет, что компоненты знака связаны не

«общностью внутренних свойств, а лишь совместным участием в выполнении коммуникативной функции».

1.2.

Однако уже в процессе коммуникации это соотношение еще более усложняется, если рассматривать его детально. Ведь в действительности слушатель или читатель – в дальнейшем реципиент (Empfanger) – получает в виде сообщения от говорящего или пишущего – в дальнейшем коммуникатора (Sender) – не что иное, как физический феномен, комплекс раздражений – в дальнейшем сигнал. Содержание сознания поступает к реципиенту не прямо, а вызывается у него посредством воспринимаемого сигнала [163] . Это происходит и может происходить лишь потому, что в его сознании – тем же или похожим образом, что и в сознании коммуникатора, – в процессе усвоения языка установилась связь между представляющимися релевантными, повторяющимися признаками фонемной или графемной структуры и определенными элементами мышления, принадлежащими к обобщенным образам упомянутых выше предметов, свойств, отношений и обстоятельств действительности, а также их идеальным отражением. Мы еще убедимся в том, что подобные связи служат основой для существования и функционирования «языка» и что – с точки зрения именно функции языка – знак обнаруживает и другие противоположные свойства.

163

Описание этого процесса с позиций теории информации дает пищу для размышлений также и лингвисту в книге:

· H. Fruhauf. Vom Wesen der Information, der Informationsverarbeitung, -ubertragung und -aufnahme. Berlin, 1964, S. 6 – 11.

Строго говоря, в наших рассуждениях содержится также констатация, что при актуализации процесса коммуникации, во время передачи знака, его физическая сторона, сигнал, связана с двумя (или несколькими) содержаниями сознания – коммуникатора и реципиента (-тов), – которые не обязательно должны полностью совпадать. Иногда здесь могут обнаруживаться значительные расхождения в отношении как внешних, так и внутренних характеристик содержания сознания. Это чересчур легко забывает специалист, стоящий на позициях теории информации, идеализируя «общий запас знаков».

В зависимости от обстоятельств и от отношения партнеров по коммуникации к существующим общественным условиям и мнениям доминируют каждый раз разные объединенные в сознании признаки реальных предметов. Каждый человек выступает как производитель и как потребитель знакового отношения (выразителем которого является сигнал) и как представитель по крайней мере одной социально-исторически детерминированной группы. Решающее влияние на отношения между социальными группами, которые могут принимать самые разные конкретные формы, оказывают в конечном счете классовые отношения. Звуковой комплекс крестьянин обозначает в одном случае (первоначально) класс частных владельцев сравнительно небольших земельных участков, которые каждый обрабатывает самостоятельно, или с помощью своей семьи, или нескольких батраков для собственной выгоды. В другом случае это слово обозначает класс членов сельскохозяйственного производственного кооператива, которые сообща трудятся в специализированных бригадах по методам, схожим с промышленными. Это слово, следовательно, вызывает у партнеров по коммуникации различные, далеко не идентичные классовые представления, которые объединяет лишь то общее, что они относятся к людям, занятым в сельском хозяйстве. Но даже если оба партнера по коммуникации будут иметь в виду только кооперированного крестьянина и говорить исключительно об объективных вещах, как, например: «Крестьяне сельскохозяйственных кооперативов начинают сообща готовиться к весенним работам», то слово «крестьянин» будет иметь для гражданина социалистического государства иное значение, чем для сторонника капитализма. Для одного кооперативный способ труда означает условие освобождения трудового крестьянства в союзе с рабочим классом от материальной и духовной отсталости. Для другого такой способ труда знаменует собой ликвидацию мнимой независимости и частной собственности, то есть основного признака, на который опирается его исходное классовое сознание [164] .

164

«Словарь современного немецкого языка» дает для Bauer лишь инвариантные значения, указывая целый ряд сложных слов типа: Gross– , Klein– , Mittelbauer; Frei– , Fron– , Genossenschafts– , Kolchosen– , Kollektiv– , Zinsbauer; … Akker– , Alt– , Einzel– , Erbhof– , Kartoffel– , Kuh– , Mist– , Neu– , Saubauer. Слова группируются по алфавиту в зависимости: либо от «величины двора», либо от «формы хозяйствования», либо вообще по принципу «все остальные значения».

См.: «Worterbuch der deutschen Gegenwartssprache». Berlin, 1956 и сл.