Альбом для марок

Сергеев Андрей Яковлевич

В Гаване, Где под сводом лазурных небес Всюду рай и покой… Вернулся Джон из северной Канады, — А ну-ка, парень, налей бокал вина!..

Этой экзотики я набирался у мамы, Веры, Юрки Тихонова и – больше всего – у Шурки:

Раньше это делали верблюды, Раньше так плясали ботокуды, А теперь танцует шимми целый мир… Шумит ночной Марсель

В притоне Трех Бродяг… В кейптаунском порту, С какао на борту Жанетта оправляла такелаж… Есть в Батавии маленький дом, Он стоит на утесе крутом, И ровно в двенадцать часов Открывается двери засов, И за тенью является тень, И скрипит под ногами ступень, И дрожит перепуганный мрак От прошедших и будущих драк.

Очень рано к экзотике стала примешиваться и мешать ей блатная струя. Добил экзотику Гоп-со-смыком. Пластинку эту – заигранную до седины – я видал только раз, а песню мы знали и пели все – как и ее бесчисленные продолжения:

Гоп со смыком петь не интересно, да-да, Сто двадцать два куплета вам известно, да-да, Лучше я спою такую Ленинградскую блатную, Как поют филоны в лагерях, да-да.

В первую пятилетку да-даизм оказался насущней экзотики. Во вторую – атмосферу разрядили возвратившиеся фокстроты и танго, джаз. После войны джаз – как западный – запретили.

Запретный, дикий, опьянял, будоражил. С дикими рожами, самозабвенно, в четыре руки мы отбивали такт по столу – благо, тяжелая мембрана на семидесяти восьми оборотах не соскакивала с бороздки.

От Шурки, ни от кого больше:

Родился я, друзья, в Одессе-маме, да-да, Но пусть все это будет между нами, да-да, Овладела мною сразу Музыкальная экстаза, И теперь зовусь я Гоп-со-джаза, да-да!

В двадцатые заграница была мечтой, в тридцатые – смутным фактом, в войну – войной, после войны —…

Услышав по радио Муки любви Крейслера, я затосковал – как к весне. Прочувствовав в тысячный раз Брызги шампанского, я вдруг понял, что есть красивый мир, заграница, юг Франции, кавалеры во фраках, дамы в вечерних платьях – и этого мира мне никогда не видать.

Удельная – это двух-трехмесячный отдых от школьного напряжения, почти приволье. Никто от меня ничего не требует. Утром лениво встал, если хочется – поковырялся на грядках. Если жарко – пошел купаться; каждый раз мама:

– Смотри, только не утони…

Примерно раз в лето – упоительное путешествие по Македонке с Шуркой в чужой одолженной лодке.

Под вечер можно съездить/сходить в Малаховку в летний кинотеатр на шестичасовой – позже страшно.

И главное – ежедневное сидение в гамаке. Сквозь яблоню светит солнце, рядом на траве в миске – клубника, малина, вишня, яблоки, сливы. Можно почитать, посочинять, пособраться с мыслями, вникнуть в новые ощущения.

В детстве мы подглядывали в купальню. Однажды при мне подмывалась сумасшедшая тетка Вера. В первом классе я увидал, что девочки сикают не так – и все равно до отрочества не верил, что женщины и мужчины устроены как-то по-разному.

Я рассматривал себя так

и в зеркало. Лез за объяснениями в Малую советскую энциклопедию:

АА – ВАНИЛЬ, ВАНИНИ – ГЕРМАНИЗМ, ГЕРМАНИЯ – ДРОТИК, ДРОФЫ – ИСЛАМ, ИСЛАНДИЯ – КОВАЛИК, КОВАЛЬСКАЯ – МАССИВ, МАССИКОТ – ОГНЕВ, ОГНЕВКИ – ПРЯЖА, ПРЯМАЯ – СКУЛЫ, СКУЛЬПТУРА – ТУГАРИН, ТУГЕНБУНД – ШВЕРНИК, ШВЕЦИЯ – ЯЯ.

На развороте с Гарри Поллитом были: Половая зрелость, Половое бессилие, Половое поколение, Половое размножение, Половой акт, Половой диморфизм, Половой отбор, Половой член, Половые болезни, Половые железы. Половые извращения, а на следующем – Половые клетки, Половые органы, Половые преступления и Половые признаки. По одним названиям ясно, что это для тех, кто уже знает.

Бедный Шурка целую зиму обрабатывал Павленковский словарь:

Бетховен – величайший из композиторов. Маркс – нем. экономист. Писал об отношениях труда и капитала.

Энгельс – последователь Маркса. Из своего громадного состояния ни копейки не оставил в поддержку проповеданного им учения. (Это по памяти, уверен, что точно.)

Шурка выискивал что позаёбистей – в словаре не было статей Малафья, Спйрма, Спирмоед (по аналогии с сукоедом).

На наши вопросы книги не отвечали, и мы оказывались во власти фольклора.

Двадцать первый палец.

Хуй бывает – показывается на руке от полумизинчика до плеча:

детский, кадетский, штатский, солдатский, пленный, военный, самый здоровенный. – Ебена мать, – сказала королева, Увидя хуй персидского царя.

– Девушка опоздала на последнюю электричку в Нью-Йорк. На шоссе ни машины. Вдруг едет негр на велосипеде. Она говорит: – Подвезите меня. – Садитесь, – и посадил на велосипед перед собой. Довез до дому. Она слезла, повернулась, чтобы сказать спасибо, и увидела, что велосипед дамский.

– Состязались, кто первым донесет на хую ведро с водой на верхний этаж небоскреба. Погиб самый сильный – перед финишем ведро сорвалось, и хуй стукнул его по черепу.

– Мальчик ходил в баню с папой, а тут пошел с мамой. Увидел, спрашивает: – Что это у тебя? – Щетка. – Ну, у папы щетка получше – с ручкой, с шишечкой и на колесиках!

Барсук Повесил яйца на сук, А девки думали – малина И откусили половину. У кого красные веки, в школе скажут: – В пизду смотрел.

Пизда бывает – складываются концами большие и указательные пальцы:

птичья,

расставляются на фалангу:

овечья,

не размыкая пальцев, во всю длину:

человечья.

Небывальщина:

Гермафродит — Сам ебет, сам родит.

Резюме:

Хуй – пизда Из одного гнезда, Где сойдутся, Там поебутся.

Генерализация:

Ебется мышь, ебется крыса, Ебется тетка Василиса, Ебется северный олень, Ебутся все, кому не лень.