Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Коллектив авторов

ния Бальмонта.

— Не знаю. Я мельком просмотрел «Сонеты Солн­

ца». В свободное время просмотрю еще раз. Эта книга

у меня есть. Еще скажите мне: как это вы, не печатаясь,

можете работать целые годы? Ведь так необходимо пере­

дать свои мысли и настроения другим. Без этого, по-

моему, невозможно истинное творчество.

— Александр Александрович, на это у меня несколь­

ко иной взгляд... Был я, например, у Шебуева, после

напечатания

им моих стихов. Принял он меня покрови­

тельственно, похлопал по плечу и сказал: «Хорошо, брат,

печатайтесь, где только можете. Нужно всегда делать так,

чтобы везде и всюду слышали о вас. Не важно, что иные

журналы плохи. Вон Куприн в каком-то, кажется, «Be-

192

теринарном вестнике» печатается, а все-таки он не те­

ряет ничего от этого. Был Куприн, Куприным и остал­

ся!» На меня это подействовало крайне неприятно.

Блок сказал на это:

— Вы странный человек! Ведь даже Чехову прихо­

дилось бегать по редакциям и терпеть подобные неприят­

ности. Такова жизнь писателя.

С минуту мы помолчали. Я сказал Блоку:

— Александр Александрович! Почему вы никогда не

выступаете на литературных вечерах? Как хотелось бы

многим видеть и слышать вас. Я это заключаю по себе

и своим знакомым, любящим ваши стихи. И я лично до

настоящей минуты знал вас лишь по фотографиям да

по портрету работы Сомова.

— Не люблю я эти в е ч е р а , — ответил Б л о к , — да и

декламаторского таланта нет у меня. Портрет Сомова

мне не нравится. Сомов в этом портрете отметил такие

мои черты, которые мне самому в себе не нравятся.

Между прочим, Сомов подарил этот портрет Рябушинско-

му, имение которого было разгромлено недавно, и там

вместе с другими картинами был уничтожен и этот мой

портрет 6.

Наконец я решил проститься.

На прощанье он сказал мне:

— Книгу вашу я просмотрю, но не скоро: недельки

через две-три или через месяц. У вас есть в квартире

телефон?

— Нет, но у меня есть телефон служебный.

Александр Александрович записал номер моего слу­

жебного телефона. Затем мы простились, и он проводил

меня до дверей квартиры.

Прошло более месяца, а от Блока ответа не было.

Тогда я написал ему письмо, в котором напомнил о себе

и, между прочим, черкнул несколько строк об указанном

выше письме рабочего, приведенном в статье Александра

Александровича и полном нападок на писательские верхи.

Я высказал мысль, что не все, вышедшие из низов, так

относятся к писателям.

Спустя

неделю после этого 7, однажды вечером, меня

зовут к телефону в лазарете. Подхожу, беру трубку и

слышу голос Блока:

— Это вы, Александр Дмитриевич?

— Я, Александр Александрович.

7 А. Блок в восп. совр., т. 2 193

— Что вы мне хотели сказать об отношении рабочего

к интеллигенции?

— Вот что, Александр Александрович: как я и писал

вам, подобные явления единичные; большинство же на­

родной интеллигенции относится не так к литературным

верхам.

— Но доказательства?

— Доказательство — я сам. Я сам вышел из низов.

Почему у меня нет подобного озлобления?

— Вы — не то. Вы — не народ в собственном смысле

этого слова. Вы человек интеллигентный. Между нами

нет неравенства духовного. Пользуясь случаем, разреши­

те мне сказать вам несколько слов о ваших стихах, тем

более что у меня нет времени написать вам об этом. Да

в письме как-то и не выскажешь всего, что скажется на

словах. Разрешите мне сказать все, что я о вас думаю.

Мы друг друга не знаем. Может быть, не встретимся

больше никогда, и мне хотелось бы вам сказать правди­

вое слово.

— Пожалуйста!

— Вчера вечером я взял вашу книгу, и как-то сразу

ваши стихи вошли в мою душу. Я удивился, как это вы,

такой пожилой человек (мне было в то время лишь три­

дцать четыре года), могли так молодо, так проникновенно

написать о природе. Но потом я обратил внимание на

даты стихов и понял, что так пишут только в годы мо­

лодости и больше никогда. Мне кажется, что больше вы

так не напишете уже. Мне родственны ваши мотивы,

я сам люблю природу и тоже теперь по-прежнему не

могу писать о ней. Но чем дальше я читал вашу книгу,

тем более охватывало меня жуткое чувство какой-то

беспросветности. Я говорю не о тех стихах, полных сухой

и черствой схоластики: они чужды мне. Я говорю о сти­

хах, отражающих ваши душевные переживания. Мне

казалось, что вы утратили душу, и уже не душа у вас,

в какие-то обрывки, лохмотья души 8. Вы ужасно одино­

кий, безрадостный, беспросветный человек. Я таких не

знаю в русской литературе. У Сологуба были падения,

подобные вашим, но у него есть и душевные просветы,

которые так опьяняют после душевных падений. У вас

же их нет. Мне самому свойственны были душевные па­

дения и разочарования, но всегда была надежда на ду­