Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Коллектив авторов

входит в понятие «холодного белого дня».

Говорил Ал. Ал. вполголоса, с большими паузами, по­

лузакрыв глаза и, видимо, с усилием связывая разрознен­

ные мысли.

В кабинете Блока было, как всегда, тихо. И эта тиши­

на улицы, блоковских слов и тишина пустынного кабине­

та придавали всему особую торжественность.

В раскрытые окна глядело холодное, голубое, как лед,

небо; свежий осенний ветер, поднимая вихрем уличную

пыль, чуть теребил оконную занавеску.

Блок встал, вы­

прямился и, привычным движением откинув голову, уже

совсем твердо добавил:

174

— Наше несчастие в неверии. Один Ленин верит, и

если его вера победит, мир снова выйдет на широкую до­

рогу. Один только Ленин 26.

* * *

Мы расстались с Блоком на самом пороге мятежных и

высоких дней 27, накануне последней, ярчайшей вспышки

его поэтического вдохновения.

Кругом с шумом ломались последние устои. Все руши­

лось и, как бывает в пору весеннего ледохода, казалось

насыщенным предвестиями грозных и неотвратимых

перемен.

Бесстрашие Блока именно в эти предоктябрьские дни

всегда особенно поражало.

Было похоже на то, что он решительно и настойчиво

идет по уже тонкому слою льда, который хрустит и разла­

мывается под его ногами. А он все идет, не обращая вни­

мания на опасность, вперив свой взор куда-то далеко, и

уже всей грудью вдыхает с жадностью холодный ветер с

моря.

Вскоре я совсем уехал из Петрограда, и моя редактор­

ская работа прекратилась. Пресеклись и мои встречи с

Блоком.

Живя в Москве, я не был непосредственным очевидцем

происходивших с ним перемен, и до меня лишь издали до­

летали разноречивые и подчас нелепые слухи... Одни го­

ворили, что Блок болен и уже не в силах работать. Дру­

гие упорно твердили, что он сильно «поправел», и этим

объясняли его якобы вынужденное молчание.

На самом деле Блок был действительно тяжело и

угрожающе болен. Но никакая, даже смертельная болезнь

не могла изменить «сущности его дела».

Читая «Двенадцать», я понял многое из того, на что

смутно намекал мне Блок и чего он не успел или не за­

хотел договорить во время наших с ним длительных со­

беседований.

В дробном, прерывистом, торопливом и разорванном

ритме поэмы я услышал его собственный голос. Ясно по­

чувствовал, как, переполненный новыми для него звука­

ми и, очевидно, не будучи в силах противостоять им, ге­

ниальный поэт спешил отдаться потоку нахлынувшей

на него мощной стихии.

175

* * *

Как «витязь, павший на войне», Александр Блок по­

кинул нас на самом восходе пламенной зари нового ми­

рового дня, и поэтому в моем сознании его образ навсе­

гда останется

озаренным лучами утреннего восходящего

солнца.

Таким он и был — этот «русский гений» XX века,

подобный древнему богатырю, поставленному где-то над

туманной Непрядвой, чтобы всю ночь напролет сторожить

наш покой, чутко прислушиваясь к зловещим шорохам

неприятельского стана.

Чудесная судьба была у этого вызывающе красиво¬

го человека, так явственно видевшего сквозь пелену мра­

ка сияющие очертания далекого берега!

Александр Блок был не только великим поэтом доре­

волюционной России, гражданином и художником, но и

той «вещей» личностью, чье творчество в значительной

мере предопределило собой сложный путь дальнейшего

духовного развития целого ряда последующих поколений.

Мне лично, близко соприкасавшемуся с ним, остается

лишь с гордостью повторить его же собственные слова:

Я знаю твой победный лик,

Я знаю дальнее былое 28.

В Е Л И К И Й

О К Т Я Б Р Ь

...все узлы были завязаны

туго — оставалось только ру­

бить. Великий октябрь их и

разрубил.

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ

УМЕР АЛЕКСАНДР БЛОК

Творчество Александра Блока — целая поэтическая

эпоха, эпоха недавнего прошлого.

Славнейший мастер-символист Блок оказал огромное

влияние на всю современную поэзию.

Некоторые до сих пор не могут вырваться из его об­

вораживающих строк — взяв какое-нибудь блоковское

слово, развивают его на целые страницы, строя на нем

все свое поэтическое богатство. Другие преодолели его

романтику раннего периода, объявили ей поэтическую

войну и, очистив души от обломков символизма, проры­

вают фундаменты новых ритмов, громоздят камни новых

образов, скрепляют строки новыми рифмами — кладут

героический труд, созидающий поэзию будущего. Но и

тем и другим одинаково любовно памятен Блок.

Блок честно и восторженно подошел к нашей великой

революции, но тонким, изящным словам символиста не

под силу было выдержать и поднять ее тяжелые реаль­

нейшие, грубейшие образы. В своей знаменитой, переве­

денной на многие языки поэме «Двенадцать» Блок на­

дорвался.

Помню, в первые дни революции проходил я мимо ху­