Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения
Шрифт:
Люби ее, милый, до гроба:
На воле — вольней выбирать.
А мне из-под спуда и гнета
Все снится лишь — рев самолета,
Пространства земного родство.
И это, поверь, лицедейство,
Что будто бы некуда деться,
Сбежать от себя самого.
Да сам-то я кто? И на что нам
Концерты для лая со шмоном,
Наследникам воли земной?
До самой моей сердцевины —
Сквозных акведуков руины,
И вересковые
И — родина, Боже ты мой...
1983
* * *
На краю лефортовского провала
И вблизи таможен моей отчизны
Я ни в чем не раскаиваюсь нимало,
Повторил бы пройденное, случись мне,—
Лишь бы речка времени намывала
Золотой песок бестолковой жизни.
Октябрь 1982
НОЯБРЬ 83-го
1
Ноябрьская гроза.
Под ветром мир разгневан,
И снег летит в глаза —
И молния со снегом.
И вроде — все не то,
Но мой подкожный опыт
Свидетельствует о
Возможностях, торопит
Использовать их, и
Предчувствием удачи
Рождаются стихи —
И дышится иначе.
Стыкуются слова
Предвестием исхода,
И снова жизнь — права,
И на душе — свобода.
И снова снег летит
И на ресницах тает —
И мокрый лист летает
Среди оград и плит.
2
Через час по брусчатке солдатам
Шаг печатать с отмашкой лихой.
В этом воздухе голубоватом —
Подозрительность и неспокой.
Нелады расплескались по свету,
Хоть за горло не взяли пока,—
И кряхтит, выбирая газету,
Отставной вертухай у ларька.
Пусть и цены упали на водку,
И не самый худой урожай —
Он находит вест-индскую сводку,
Над Антилами видит пожар.
Он уже напрочь нем и бессилен,
И Октябрь ему не в торжество,
И мерещатся штурмы Бастилий
Помраченному духу его.
Под такую ж вот дату у кума
Как разваливались за столом:
До второго стакана — угрюмо,
Ну, а там — по-мужски, матерком,
И занюхивали, к телогрейкам
Приникая ноздрями... И вдруг —
Это ж бьет он нас, этот Рейган,
Из своих бронебойных базук!
И за сердце, как будто с похмелья,
Он берется нетвердой рукой.
Только пуговицы на шинели
Блещут форменною желтизной.
Открываются
Не тому нас учили, не так...
Это бьют по казармам охраны.
Поднимается первый барак.
3
Вот оно, время, которого мы дождались.
Вот оно, время, в которое зажились мы.
Что с нами будет теперь:
настоящая жизнь —
Или гнилой полусвет пересыльной тюрьмы?
Или тюрьма-то и есть настоящая жизнь —
А остальное все треп, бестолковщина, тлен?
В общем, короче, мы дожили: только держись.
Вот наше время, другого не надо взамен.
Как мы пророчили, прежний застой торопя
Сдвинуться, стронуться, сделаться проще, честней,—
Так и сбывается. Время просить у Тебя:
Вот наша родина. Господи, будь же Ты с ней —
С этими путаными, окаянными и
Втянутыми в безнадежную эту игру...
Светятся все же в окошке у каждой семьи
Слабой надеждой — огни на московском ветру.
Вот и снежку намело. Поутру выхожу,
Скрипнув засовом, на снег из церковных ворот,
Воздухом, как уж давно не дышалось, дышу —
И ничего не загадываю наперед.
1983
ОДА НА ВЗЯТИЕ
СЕНТ-ДЖОРДЖЕСА
25 ОКТЯБРЯ 1983 ГОДА
Я много водки выпиваю,
Портвейном не пренебрегаю,
Закусываю не всегда.
Баб обаятельных хватаю
Порой за всякие места.
А в это время в Белом доме
Ты к сводке утренней приник,
У демократии на стреме,
Иных забот не зная, кроме
Прав человеческих одних.
А я все пьянку продолжаю,
Я это дело уважаю.
Блестит андроповка в стекле.
И ничего не совершаю
За ради жизни на Земле.
И солнцу есть предел на свете.
И злаки чахнут на корню.
А там, в овальном кабинете...
С чем я сравню тревоги эти?
С чем эти бдения сравню?
Весной на солнце снег растает.
Чашма пленительно блистает,
А то неплохо и пивка.
Меня запой не отпускает —
Или порой меня ласкает
Жены домашняя рука.
Горит рассвет над Потомаком.
Под звездно-полосатым флагом
Макдонольда победный флот
Летит, как коршун над оврагом,
Как рыба хищная, плывет —
И се! марксизма пал оплот.
И над Карибскою волной
Под манзанитою зеленой