Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения
Шрифт:
Полемики — мыслительный багаж.
И огляжусь, как будто сел на мель я:
Прикажешь петь: «роман окончен наш»?
Ну, возвратишься. Схлынут новоселья.
Пропьются деньги. Сына ты отдашь
В училище военно-трудовое.
Работы сыщешь. Годы на покое —
А там война, крылатых тень ракет...
И вновь перо я острое хватаю
И лирику бесцельную сплетаю
С мотивами упрека на предмет.
8
С мотивами упрека — на предмет
Отчаянья,
Сживаюсь я, и грозный ход планет
Как бы мою поддерживает тему.
Шумит листва. Привет тебе, привет.
Я куртку твою черную надену,
Сойду в метро. Кликушество газет
Испепеляет нервную систему.
Грустил и я на Северной Земле
О корешах, о праздничном столе:
Как избирательны воспоминанья!
Мы жадно дышим воздухом утрат —
И через пару лет имеем ад
Отмершего взаимопониманья.
9
Отмершего взаимопониманья
Никак не зарубцуется тоска —
Хотя смешно с такого расстоянья,
Сквозь океаны ссориться пока.
Жизнь обессмыслилась бы, перестань я
Хранить надежду, что наверняка
Еще позолотит заря свиданья
Адриатические облака.
Что до России — твой коллега прав,
Не то чтоб вовсе с родиной порвав,
А только дом терпимости меняя
На вольную несчастную любовь:
Отсюда тема гибели... И вновь
Болит душа в зеленой дымке мая.
10
Болит душа в зеленой дымке мая,
Когда цветет черемуха, когда,
Едва собравшись, туча грозовая
Над горизонтом тает без следа.
Живу вслепую, не подозревая,
Еще какая светит нам беда,
Еще удача светит нам какая
В катящиеся к пропасти года.
Уже коты крадутся в ночь погостом.
Пора вздремнуть — а ветки рвутся к звездам,
И соловьям молчанье невтерпеж,
И зноем дышит ночь над куполами...
Теперь я злюсь, за общими словами
Угадывая фальшь и даже ложь.
11
Угадывая фальшь и даже ложь,
Я перечту твое произведенье:
Всего, о чем ты ни упомянешь —
Полуприятье-полуотверженье,
Полунасмешка и полускулеж —
Уж ты прости мне резкое сужденье,
Но для меня к тому ж, как острый нож,
Отсутствующее стихосложенье.
Минувшим летом, осенью, зимой
На голос я настраивался твой,
Любезного повсюду славя брата...
Скажи поклон заморским корешам:
Потолковал бы с ними по душам,
Пока тускнеет золото заката.
12
Пока тускнеет золото заката,
Пока стрижи взрезают небосвод,
Из грелки ханку трескают ребята,
Крутя радар у сахалинских
Моя страна ни в чем не виновата.
Еще почтить потянется народ
Могилу неизвестного солдата,
Распотрошившего тот самолет.
И женщина — святая простота —
По глупости швыряла паспорта,
Ползли к затылку брови дипломата...
Давай нальем и выпьем за нее,
Потом за нас, за прежнее житье,
Расколотое надвое когда-то.
13
Расколотое надвое когда-то,
Былое освещается на миг,
Летучее, как паруса фрегата,
Надежное, как выписки из книг.
Единомыслие холодновато,
Но я размолвке памятник воздвиг —
А нам мила внезапная цитата.
Пускай же нас возлюбленный язык
Соединит и примирит на слове.
Нам обживать десятилетье злое,
Под зависти и ненависти дрожь
Обмениваться золотым наследством —
А забывать нам, милый, не по средствам:
Был мир наш на прощанье так хорош...
14
Был мир наш на прощанье так хорош!
Вино с гитарой — по домам и скверам,
И топот ног, и пестрота одеж,
И светлый дым, тянувшийся к портьерам.
Последний раз из горлышка хлебнешь —
И все они столпятся за барьером,
И нервный заглушающий галдеж,
И чистилище с выродками в сером,
И беготня с периной и котом...
Я не прощаюсь. Это все потом:
И холокост, и ночь Варфоломея,—
Мы свидимся. Вам подкатили трап.
Ты ускользнул из этих самых лап:
Вольно ж тебе, лукавый пустомеля.
15
Вольно же тебе, лукавый пустомеля,
Ты говоришь: литературы нет.
Не в добрый час, а в мутный день похмелья,
Как видишь сам, задумал я сонет.
Вольно ж и мне: когда б и впрямь сумел я,
Над океаном прочертивши след,
Слова любви переплести немедля
С мотивами упрека на предмет
Отмершего взаимопониманья...
Болит душа в зеленой дымке мая,
Угадывая фальшь и даже ложь,
Пока тускнеет золото заката,
Расколотое надвое когда-то:
Был мир наш на прощанье так хорош!
1984
* * *
Я из земли, где все иначе,
Где всякий занят не собой,
Но вместе все верны задаче:
Разделаться с родной землей.
И город мой — его порядки,
Народ, дома, листва, дожди —
Так отпечатан на сетчатке,
Будто наколот на груди.
Чужой по языку и с виду,