Алгоритм счастья
Шрифт:
– Положено пригласить, - объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в недоумении.
Он ответил ей понимающим взглядом. Пригласить родителей? Из Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке! Да не собираются они устраивать никакой свадьбы! Нет, все-таки старое поколение, с их правилами, привычками, - это нечто...
– Я напишу, - выдавил из себя Олег.
– И приглашу...
Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут, в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает каждый грош,
Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не знал. Только внезапно и быстро она сказала:
– Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать. Лучше мы потом приедем к ним в гости, на зимние каникулы, например. Приедем и познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?
Просительные нотки в голосе дочери заставили Екатерину Ивановну быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела откровенную просьбу, даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.
– Ладно, ладно, - торопливо и виновато заговорила Екатерина Ивановна.
– Вот послезавтра обо всем и договоримся.
Глава 7
Эти два дня Рита прожила у Олега. Не предупредив мать, собрала чемоданчик, написала коротенькую записку. Олег смотрел на нее изумленно, во все глаза: он бы так точно не смог!
– Что еще?
– озабоченно морщила лоб Рита.
– Зубная щетка, полотенце, купальник... На пляж смотаемся? Смотри, какое солнце!
– Ага.
– Что - ага? Чего ты на меня уставился?
– нахмурилась Рита.
– Мама придет, а тебя нет, - пробормотал Олег.
– Надо бы дождаться.
– У них же сотый спектакль, ты что, забыл?
– Рита моталась по комнате, открывала-закрывала шкаф, кидала в чемодан какие-то маечки-трусики-лифчики.
– Ты, может, не рад?
– вдруг остановилась она, круто повернулась к Олегу. Может, ты против?
– Я рад, рад, - испугался он.
– Как я могу быть против?
– Не рад - так и скажи!
– Да рад я, очень рад, - бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул в объятиях, не позволяя вырваться.
– Только моя бы мама обиделась, - не удержался от объяснений.
– А моя - нет, - тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу и закрыла глаза.
– Для нее главное - театр, спектакли, ее сопрано, а я...
Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках Олега, и он понял, что задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что может разбиться от неосторожного движения или слова.
– Прости меня, ласточка, - виновато шепнул он и погладил Риту по голове.
– Прости, дорогая моя, хорошая...
Он сам не знал, за что просит прощения - за неосторожные ли слова, за нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и она заплакала: так ласкал ее только папа.
Она плакала, плакала и была не в силах
Страшное напряжение трех безумных дней - танки, листовки, омоновцы, снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом кольце, пылкие речи с балкона Белого дома, церковное пение, столь странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом - тишина в пустом общежитии, мужская, сдержанная, горячая нежность, горделивое сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то в ее жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все это, вместе взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце, напоминая о том, как другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.
– Родная моя, - шептал Олег, - все будет у нас хорошо, вот увидишь!
– Я не потому, не поэтому, - всхлипывала, успокаиваясь, Рита.
– Ну, поехали?
– бодро спросил Олег, чтобы Рита, не дай Бог, в нем не засомневалась.
А ведь и ему было страшно, новая жизнь начиналась и у него - полная любви и тревог, нежности и упреков, взаимной притирки, недоразумений, ссор, примирений, ответственности за другую душу... Знать этого он, конечно, не мог, но древний, как мир, инстинкт подсказывал, что жизнь станет намного сложнее, интереснее, беспокойнее.
– Поехали! Закрывать чемодан?
– Да, поехали. Посидим на дорожку.
***
Успех был ошеломляющим. Корзины, букеты, охапки цветов, и снова и снова, подчиняясь шторму оваций, раздвигался тяжелый занавес. Декорации были новыми, и новыми были костюмы - ленты, монисто, расшитые самыми фантастическими узорами украинские белоснежные кофты. А уж сама волшебная ночь...
Осветители превзошли себя, посылая на сцену лунный, призрачный свет.
Аркадий пришел за кулисы, влюбленный, как в первый день.
– Катенька, ты - прелесть!
Театрально преклонив колено, преподнес колье в бархатном узком футляре.
– Что ты! Зачем?
– вспыхнула от радости Екатерина Ивановна.
– Монисто же придется сдать, - пошутил, радуясь ее радости, Аркадий Семенович.
– Поехали!
Грим можно снять дома. Пусть дочка видит, какая у нее мать красавица.
– Ох, я и забыла тебе сказать, - устало потянулась Екатерина Ивановна.
– У нас новость...
– В машине расскажешь.
– Да нет, ты послушай... Я, может быть, через год стану бабушкой!
– Никогда ты не станешь бабушкой, - решительно возразил Аркадий Семенович, который сразу все понял, - даже если у тебя будет сотня внуков.
– Ну уж и сотня!
– серебряным колокольчиком рассмеялась Екатерина Ивановна и накинула на себя бежевый плащ.
Как легко, как весело ей всегда с Аркадием! После раздражительного, печального, больного Кости какое это отдохновение, хотя только Костю она и любила...
– А может, Риты и нет, - с надеждой сказала Екатерина Ивановна, когда уселись они в машину.
– Может, она гуляет.