Амлет, сын Улава
Шрифт:
Прямо напротив бурого медведя оказался белый: беспокойный, бросающийся с громким ревом от стены к стене и явно намеренный меня немедленно сожрать, не окажись между нами решетки.
Еще были – каждый зверь в отдельной большой клетке – привычные лисы, волки и росомахи, зверь каркодил, не имеющий шерсти, но заросший толстой кожей, зверь олифант, но не такой, как на картинке в большой Книге старого Гунда, а совершенно мохнатый. Потом были твари и вовсе несуразные, видимо, волшебные: рыбы с ногами, змеи с тремя головами, очень большая каракатица, плавающая в глубокой яме с водой, огромные
Я вдруг понял, что все это не звери, а духи. Духи, каждый из которых желал бы стать тем, кого я и ждал этой ночью – моим покровителем. В этом смысле та же каракатица или морской конь могли бы оказаться отличным подспорьем в походах, большой белый волк наделил бы нюхом и умением замечательно петь, медведь подарил бы силу и память… Однако, ноги и благоповеление асов несли меня мимо каждого из претендующих, да и не выйти им нипочем было из клеток, искусно выкованных то ли подземными карлами, то ли и вовсе древними искусниками – ванами.
Ни один поход не длится бесконечно – пришел конец и этому, занявшему, по моему пониманию, несколько часов, почти всю ночь.
Улица вдруг сделала резкий поворот: хотя я и был готов поклясться именем своего отца, что не ступал в сторону или за угол, но оказался я именно за этим поворотом, и там меня, конечно, уже ждали.
Дух оказался похож на человека. Время встало, потеряв «было» и «будет», оставив ненадолго только «здесь и сейчас».
Он восседает в чудном, будто обтянутом серой кожей, кресле, очень удобном на вид. Ему лет тридцать: замечательный возраст, когда мужчина еще не стар и не немощен, но уже умен, опытен и успел завести нужные знакомства.
Одет он добротно и даже дорого, но по-домашнему: в синие штаны, будто сшитые из тонкого линялого паруса, и клетчатую рубаху богатого красного цвета. Одна нога мужчины обута в тонкой работы башмак, будто из кожи, а будто и нет, вторая – боса.
Волос его черен, и стрижен почти коротко: не так, как мы стрижем трэлей, но видно, что шлема он не носит.
Дальше, как и положено образу духа, идет несуразица: при мужчине нет никакого оружия, будто он взаправду трэль, и он вовсе бос лицом, как жрец народа франков. Видно даже, что борода и усы у него не просто не растут, а тщательно выскребаются не реже раза в день. Еще у него очень крупные зубы, и один клык даже выступает за губу, глаза раскосые, а тон кожи лица – светлый, но оттенков бурого и зеленого, причем одновременно.
Рассматривать человека без единого слова невежливо – разве что, собираешься его немедленно убить, или, скажем, приобрести на невольничьем рынке. Я собрался поздороваться, и время немедленно вернулось к нормальному своему ходу.
– О, надо же, а я думал – врут все долгогривые! – дух мужчины привстал в своем кресле и всмотрелся в меня довольно внимательно. – Привет, Анубис! Спасибо, что поторопился, а то я тут уже успел заскучать.
– Имя мне Амлет, о не знающий вежества! – если мне что-то и было известно о духах и мире духов, так это то, что покровителя следовало немедленно поставить на положенное тому место и обозначить свое главенство: иначе могло случиться всякое. Свое же имя я назвал без страха
– Ржавый, – сообщил мне мужчина. Сказал он это так, что я понял: это имя или прозвище, на которое дух готов откликаться. Слово было сказано не совсем так, как привычно данам, норвежцам или исландцам, но мало ли как говорят люди полуночи, поселившиеся в дальних краях: например, речь жителя Агьюборги сходу понять вообще почти нельзя, а ведь слова произносятся те же самые!
– Ты же не рыжий, – засомневался я. – Хотя, наверное, имя твое под стать масти уже моей?
– Причем тут масть? – удивился дух. – Хотя, если настаиваешь, то по масти я буду фраер. Как у вас тут положено заходить в хату?
– Ты, верно, из саксов? Кажется, именно в их языке есть это слово… Да и говоришь ты странно, отдельные слова понятны, вместе же в них нет смысла, – я решил прояснить сразу и все. – И потом, ты назвал себя свободным, а сам безоружен!
Дух повел себя необычно, как и положено духу: взялся рукой за лицо и так просидел с десяток ударов сердца.
– Так, давай сначала, – мужчина достал откуда-то из-под рубахи длинную и тонкую вещь, немного похожую на очень большое стило для письма: мне уже доводилось видеть такие у иноземных купцов, за неясной надобностью заплывших в наш вик. Оружием вещь не выглядела, и я решил не проявлять опаски, неуместной и постыдной.
Вещь, двигаясь будто сама по себе, стала выписывать в воздухе знаки: я видел огонек на дальнем от руки духа конце вещи, да и сами знаки некоторое время держались в воздухе. Дух колдовал, и колдовал молча, хотя так, кажется, не бывает.
Причин для беспокойства все еще не было: всем известно, что тут, в мире ином, да еще и при наречении существа покровителем, никакое колдовство рекомого духа не может повредить человеку. Поэтому я, конечно, немного напрягся, повернул в нужную сторону уши, принюхался и приготовился ждать, но только и всего.
Ждать пришлось недолго: видно было, что дух мне достался умный как человек и умелый как колдун, пусть и не знающий Песни.
– Раз, раз. Прием, – вещь, оказавшуюся очень маленьким тофраспроти, или иначе – гальдрарод, то есть, волшебным жезлом, если говорить не на волшебном языке, дух убрал обратно, куда-то под рубаху. Слова он при этом сказал странные, но полностью понятные.
– Меня зовут Рустем, сын Искандера, – сообщил мужчина. – Друзья называют Рустик.
Получалось интересно: дружеское прозвище он произнес точно так же, как перед этим представился, но я уже понимал, что это именно второе имя, и оно ничего не означает на языке полуночи.
«Богатырь, сын Победителя» – ясно понял я сказанное. Еще стало ясно, что гальдур духа нечеловечески велик и силен: вложить в чужую голову понимание совсем незнакомого языка можно, но для этого требуются долгие ритуалы и даже жертва в виде однорогого водяного быка, которого еще пойди поймай в полуночных водах!
– Имя моей семьи переводится как «Щедрость Бога», но его, как известно, нет, поэтому я не люблю это именование, – дух подумал совсем немного, и добавил, – личное прозвище – Строитель, если по-вашему.