Амур-батюшка (Книга 2)

Задорнов Николай Павлович

– Ты уж не уговаривай, тут без тебя все сладится! Тебе за сватовство не отломится. Она от этого Ильи без ума: как увидела тот раз в Уральском, да еще прежде тут... Я пошутил, сказал, что ты Илью завтра ушлешь вперед, так она даже съесть меня хотела, как будто я виноват; и мать уж мне выговаривала, что это за шутки, - ей же хочется побыть с парнем. Ты меня тоже знаешь. Я вот весь тут... Меня золотом или еще чем взять нельзя. Дочь - живая душа. А я и так охотник, знаешь сам - Лосиная Смерть, люди прозвали... Если кто попробует сунуться силой, я положу у порога. Ни Терешке,

ни Жеребцову, не спущу никому. Добром - пожалуй... Охаживай!.. Ее слово для меня закон. Кого она любит - кто бы ни был!

– Был бы я молодой, сам на ней женился, ей-богу...
– вдруг сказал Иван.
– Взял бы меня в зятья? Я бы с попами все уладил.

Спирька смолчал.

– Где-то близко пароход ночует, слышишь, что-то гудит?
– сказал он. Ну, пора спать. Вместе ляжем, тут прохладно.

Утром Родион пришел за Бердышовым.

Дуня побежала помогать тетке, приготовила гостям завтрак, поставила самовар. Она принесла парням чистое полотенце, улыбнулась, заглянув Илье в глаза, когда он мылся, и сама смутилась.

– Ну что, ребята, нагулялись вчера?
– спрашивал Родион у парней.

– Я слыхал, из-за Дуни вчера парни чуть стенка на стенку не вышли, весело заговорил Иван.
– А зачем тебе, Дуня, молодые? Полюби меня. Я хочу жениться на тебе.

Все засмеялись.

– Ты не шибко богатый, - пропуская табачный дым через усы, заговорил Родион.
– С тобой она всю жизнь в бедности промается.

– Я ведь Илью прихватил, чтобы он отбил тебя у женихов, а теперь сам не рад. Я думал: твоих женихов по шапке - и сам попробую...

– Ах, дядя, язык у тебя без костей!
– в досаде воскликнула покрасневшая девушка.

Илья ухмылялся. Он и в ус не дул. Иван - он знал - шутит. Такие шутки ему были как раз по душе: похоже, Иван в самом деле хотел его тут женить.

Ваське тоже нравилась Дуня. Не хотелось сводить с нее глаз, такая была она красивая, светлая. Но еще понравилась ему "городская" Поля.

Васька посмотрел в окно, на поля спелых хлебов. Он вспомнил, что тамбовцы разговаривали вчера про уборку урожая. Выражение озабоченности мелькнуло в глазах мальчика. "У отца, верно, тоже хлеб созрел". Ваську потянуло к своим, в семью...

Вдруг на реке раздался гудок.

– Сейчас пароход остановлю, - сказал Иван.

Он выскочил в дверь, с разбегу прыгнул в лодку и поднял парус.

– Как он сообразил парус схватить, учуял, откуда ветер?
– удивлялись тамбовцы.

– Живо учует. Это же зверь, а не человек, - заметил Родион.

Где-то за островами шел пароход. У нижнего конца протоки Бердышов остановил судно. Пароход подошел к Тамбовке.

– Иван пароход остановил! Мы другой раз всей деревней молим, хоть бы что: не берут, только обругают в трубу-то!..

Спирька задумчиво стоял с ружьем. "Он думает, я ничего не понимаю, куда он гнет. Нет, отец видит, не баран!"

– Савоська, поедешь на лодке, - говорил Иван, сойдя с судна. Дождешь остальных с Горюна. Будешь старшим. А мы - на пароходе. Ну, Спиридон, прощай! Скоро церковь в Уральском откроется,

Дуня, приезжай! Иван подмигнул ей, показывая на Илью.
– И меня не забывай!..

Меха погрузили на судно. Иван простился. Терешка с завистью наблюдал, как Илья и Васька взошли по сходням. Грустная Дуняша стояла на берегу.

– Ну, Дуня, приезжай к нам. Жениха тебе найду хорошего!
– крикнул Иван с борта.
– Богатого!

Пароход отвалил. С замиранием сердца Васька сидел в каюте. Он впервые в жизни был на пароходе. Тут все ново, все чудесно. В иллюминатор видны зеленые берега, скалы, острова. Когда пароход перевалил реку, далеко за синим простором вод чуть виднелись крыши Тамбовки. Неустанно шумели и стучали колеса, работала машина, дрожал корпус парохода.

Пришел Иван и позвал парней на верхнюю палубу.

Голубая даль реки в легких волнах открылась Ваське как на ладони. Громадная площадь ее со всеми водоворотами и течениями, видимыми сверху, бежала на пароход.

– Это не то что по Горюну на шестах. Верно, Илья? А ты, Илья, ты бы хоть помахал на прощание.

Илья молчал. Он так обрадовался, попав на пароход, что как-то не догадался посмотреть на берег, забыл про Дуню. Когда Илья опомнился, берег был уж далеко. Подымаясь на судно, он даже не подумал, провожает ли его Дуня. И вот вспомнил, когда Тамбовка была уже далеко и разобрать, кто там на берегу, не было возможности. В досаде он посетовал на свою оплошность. Сейчас Дуня казалась ему особенно желанной; он признавал, что красивей ее девушек нет. Хотелось бы как-то передать ей что-то доброе, сказать, что хочет встретить ее. Но как это сделать? Теперь уж поздно... Пароход быстро шел вверх по течению, и вокруг все было такое необыкновенное, что парень скоро рассеялся.

А Васька тоже был встревожен. Он вспомнил вчерашнюю вечерку, как его поцеловала красавица Дуняша и как маленькая беленькая Поля стала его спасать и отбивать от кинувшихся девок, а сама ревела. Какая занятная и славненькая Поля! Пожалела!..

Отъезжая, Васька взором искал Полю в толпе и не нашел. Потом он заметил, как она вылезла между парней и девок, смотрела на пароход с любопытством, а завидя Ваську, улыбнулась и потерла ногу об ногу.

Ее называли гостьей. Васька прежде никогда ее не видел. Он стал думать и вспомнил, что бабы Шишкиных говорили про какую-то тетку Глашу, что она приехала гостить в Тамбовку откуда-то и что тетку Глашу они не видели с тех пор, как ушли из Расеи, а муж у тети не переселенец, а матрос, и что девчонка у нее родилась тут.

"Это, верно, и есть Полина мать". Вася подумал, что, если Поля приезжая, он больше ее никогда, никогда не увидит, и стало грустно немного. "Вот так увидишься и потом расстанешься, неужели навсегда? Жалко!"

Иван стоял и тоже думал.

Все получилось так, как он хотел. Спирька остался озадаченным, и уж во всяком случае ему отбита охота родниться с Овчинниковыми и Жеребцовыми. "Что Дуня любит Илью, тоже беда не велика. Уж лучше Илью. А девичья любовь - велика ли ей цена? Теперь не оплошай, Иван! А Илью я увез".