Амур-батюшка (Книга 2)
Шрифт:
– Парень молодой, о семье скучает, - отвечал Бормотов.
– Верно! Этот не такой безобразник, как Лёнка.
Солдаты посмеивались над товарищем.
– Чего ты, Андрюшка, все шляешься в деревню? Позарился на девку? спрашивали они.
Андрею нравилась дочь Пахома. Она была некрасива - смуглая от загара, в веснушках, нос толстый, волосы русые, в темных завитках на лбу, ладони широкие, шершавые. На вид неловка, грузна, плечи широкие, могучие, так что, глядя на них, чувствуешь, что у нее не девичья сила. Но, когда солдат был рядом,
И в пахоту и на покосе часто случалось, что солдат оказывался подле Авдотьи, и они помогали друг другу. Солдату доставляло наслаждение работать подле нее. Тяжелым трудом своим он как бы выказывал ей внимание, труд был свидетельством глубины его чувства, серьезности намерений. Он оберегал ее честь, ничем не подавал повода смеяться ни над собой, ни над ней, и если разговаривал с Авдотьей, то только о деле.
Солдаты пробовали поддразнивать его, но, видя, что Андрея насмешки не задевают, отстали.
– Помяните, братцы, мое слово, он не зря там околачивается, - зудил Лёнка.
– Он смирённый, непитущий, а в тихом омуте черти водятся.
Сам Лёнка попался на воровстве - его отставили от котла. На общих работах он стал злей и драчливей.
За несколько дней до того, как начали строить мельницу, в воскресенье, Сукнов пришел помочь Пахому. В белой нижней рубахе гнулся он, работая серпом, поднимал и срезал поваленную ветром ярицу. Рядом жала Авдотья. Широкое лицо ее выражало спокойную радость.
Они с Андреем без слов понимали друг друга.
Авдотья чувствовала в нем силу, умение не рваться, а спокойно, упорно добиваться своего. И она верила, что все будет так, как он захочет. Хотелось ей, чтобы он заговорил, подошел поближе, взял за руку. Но она ждала чего-то большего, ради чего стоит ждать и терпеть.
Он узнавал по труду ее нрав, крепкую, спокойную натуру. И чем ближе подходил к ней, тем ясней ощущал, что эта сильная, коренастая девушка чего-то ждет от него.
Кругом золотистая спелая ярица, то высокая, то поваленная ветром. Никто не видит их, нет вокруг никого. Уж время обедать, а солдат и девушка, не разгибаясь, работают серпами, много раз прошли золотистое поле, столько выжали, что Пахом удивился, как много можно вдвоем наработать.
– Смотри, сегодня Авдотья с солдатиком вдвоем на поле остались, говорила Пахому соседка Фекла Силина.
– Не боишься?
– Чего бояться! Ты лучше посмотри, сколько они выжали, так эти глупости из тебя выйдут!
– отвечал Пахом.
Но такие разговоры задевали его за живое. Пахом и сам стал замечать, какая бы ни была работа, солдат и Авдотья все рядом, но никогда не видал он, чтобы они баловались или пересмеивались.
Однажды Пахом увидел, что сарафан дочери и белая рубаха солдата - два ясных пятна - долго задержались на дальнем
Мужик живо побрел ложком в тайгу, тихо пробрался по кустам, подошел с другой стороны и сел за пень.
"Никак хочет сбить девку. Ну, я тогда ему ноги переломаю. Нашелся помощник!"
Слышно было, как серпы режут колосья. Солдат и девушка работали молча.
Пахому вдруг захотелось, чтобы солдат сказал или сделал что-нибудь такое, к чему можно было придраться, выбранить его. Что ни сделай сейчас Андрей дурного, мужику все бы пришлось на злую радость.
Дочь с солдатом прошли мимо. Пахом ждал.
Полоска тут была неширокая. Он увидел, что дочь его опустилась на колени, подвязывая косынку.
– Все ж землю тут сильно выдувает, - сказал солдат.
Авдотья молчала.
– Пашню надо заводить в тайге, чтобы лес вокруг стоял.
– Силы много надо, - отвечала девушка.
– У нас дядя Егор и тот не собирается.
– Своего добиться завсегда можно. Надо только не бояться и знать, чего желательно, - отвечал солдат.
Авдотья опять принялась за работу, и скрип серпов стал удаляться.
"Ну, ничего худого нет!
– с облегчением подумал мужик.
– Про хозяйство говорят".
В досаде, что без толку просидел в кустах, мужик вернулся домой.
– Ну что?
– спросила жена.
– Смирно работают, молчат. А ты ступай-ка лучше, помогай им. А то рада, что солдат батрачит... Ну-ка, вы!
– рассердился Пахом на брата Тереху и на жену его Арину.
– Гляди, солнце-то где... Авдотья на вас чертоломит.
Выругавшись, Пахом несколько успокоился. Досада его прошла. Он был рад, что про солдата ничего плохого сказать нельзя.
Андрей в смену с Лёнкой караулил грузы, доставленные пароходом, и жил в деревне. Когда закончили уборку хлеба, Сукнов поправил крышу на избе, сделал топором резьбу над дверью. Как замечал Пахом, плотник он был изрядный. Крепкий, приземистый, он долго приглядывался, прежде чем начать что-нибудь, но, взявшись, делал все быстро и хорошо.
– Всякое дело знает! Солдат!
– восклицал Тереха.
Андрей пошел вместе с мужиками строить мельницу. Лёнка тоже ходил на постройку. Иван нанимал его работать. Терентьев даже удивлял мужиков своей старательностью и силой. Старались и бродяжки, жившие у Федора в работниках.
Между тем жена Пахома разузнала, может ли солдат жениться, кто должен выдать позволение, сколько Сукнов служит, довольны ли им поп и начальство.
Когда соседи намекали ей на солдата и Авдотью, Аксинья делала вид, что ничего и знать не знает. Но в то же время выражение удовольствия являлось на лице ее: она гордилась своей Авдотьей - даже солдат и тот старается из-за нее.
– Ей-богу, свататься будет, - говорила она мужу.
– Ничего ты не понимаешь, - возражал Пахом.
– Про это у них и разговора нет. Он человек умственный.
– И Пахом раскидывал руки над головой.