Аналогичный мир - 4
Шрифт:
Ярослав приходился Степану Медардовичу племянником по родству, так как братьями были их прапрадедушки, и по возрасту, будучи ровесником Захара, бывал у них часто, и потому можно спокойно ужинать на кухне. Тем более, что совсем недавно, в войну, кухня слишком часто бывала единственным тёплом местом в огромном доме, а в одну из зим даже спали здесь же.
— Добрый вечер, дядя, — улыбнулся Ярослав входящему в кухню Степану Медардовичу. — Как съездили?
— Добрый вечер, Ярик. Отлично. В провинциальных сокровищницах всё ещё попадаются настоящие бриллианты. Основная экспертиза будет
— Спасибо, дядя, — Ярослав немного смущённо повёл плечами с новыми погонами.
Лариса и Зоренька уже поздоровались с гостем и ушли к детям, хозяйничала за столом Елизавета Гермогеновна.
— Ты прямо со службы, Ярик?
— И на службу, тётя, — улыбнулся Ярослав, садясь к столу. — Так что случилось?
Степан Медардович принял у жены стакан с чаем, со вкусом отхлебнул.
— Спасибо, Лизанька, очень хорошо. У меня в дороге было небольшое приключение.
Ярослав стал серьёзным.
— Нужна моя помощь?
— Скорее консультация. Закончилось всё благополучно, я жив, здоров, и даже с деньгами.
Рука Елизаветы Гермогеновны, раскладывающей по тарелкам ломтики холодного варёного мяса, на мгновение замерла.
— Даже так? — сурово спросил Роман.
— Энде гут аллес гут, (или лучше дать немецкий текст: Ende gut — alles gut.) — ответил старинным присловьем Степан Медардович.
— И всё же, отец, — Захара покрутил ложечку. — Ведь думали… Лучше бы я поехал с тобой.
— И кто бы улаживал в ГАУ (нужна расшифровка: Главное Артиллерийское Управление?) и на заводе? Нет, Заря, я ни о чём не жалею, но за заботу спасибо.
Ярослав слушал внешне спокойно, и голос его был спокоен, но не безмятежен.
— Так что же случилось, дядя?
Степан Медардович кивнул.
— У меня был очень интересный попутчик. Познакомились в вокзальном ресторане. Милый провинциальный мальчик из приличной семьи.
Ярослав понимающе кивнул.
— Представляю. И что этот мальчик?
— Кое-что показалось мне несколько… противоречивым ещё в ресторане, но я не обратил на это внимания. А нам оказалось на один поезд и даже в один вагон, купе, правда, разные. Ну, ночь как обычно, а сегодня с утра началась игра.
— Тоже, как обычно, — вставила Елизавета Гермогеновна, стараясь немного разрядить обстановку.
— Совершенно верно, тётя, — кивнул Ярослав, оставаясь серьёзным.
— Да, Лизанька. Шесть человек. Этакий кондовый купчина, моряк-фронтовик, мелкий чиновник, молодой… — Степан Медардович на секунду запнулся, подбирая определение, — человек неопределённых занятий, я и этот мальчик. Играем в «двадцать одно».
— Кто предложил? — вежливо, но жёстко спросил Ярослав.
— Именно этот мальчик. Назвался он, кстати, ещё в ресторане Андреем. Ну, а в поездной игре представляться, ты знаешь, не принято.
— А что, Яр? — спросил Захар. — Узнал кого-то?
— Ещё не уверен. Продолжайте, дядя.
Степан Медардович кивнул.
— Благодарю. Ну, играю с переменным успехом. В проигрыше, но разумном. А
— А именно?
— Болдох зелёны ноги. Кого так называют, Ярик?
— Беглого каторжника, — по-прежнему очень спокойно ответил Ярослав. — Термин старинный, применяется редко и по очень серьёзным основаниям. И кто кого так назвал?
— Фронтовик Андрея. А тот ответил странным вопросом. Куму доклад готовишь?
— Правильно ответил, — кивнул Ярослав. — Как и положено. Кум — это начальник оперчасти в тюрьме и на каторге.
— Интересно, — протянул Роман. — И что, отец?
— Из участника меня сделали наблюдателем, и Андрей играл только с этими тремя. Забрал карты и не просто держал банк, а заставил их играть на своих условиях. Сам назначал им ставки и…
— Выигрывал? — не выдержал Роман.
— Не то слово. Пятнадцать конов и пятнадцать раз подряд у него двадцать одно, а у них то перебор, то недобор.
— И они не сопротивлялись? — спросил Ярослав.
— Стоило им хотя бы чуть-чуть слегка намекнуть на сопротивление, и он давил их… Даже нож показал. Прятал в рукаве, выпустил на ладонь и снова убрал, — Степан Медардович вдруг улыбнулся. — Ах, какой нож, Ярик. Рукоятка самая обычная, явно рабочая, но лезвие… заточка… полировка… Я еле удержался, чтобы не спросить о мастере. Привёл бы нашу коллекцию в порядок.
— Хорошо, что не спросили, дядя, — улыбнулся Ярослав. — Такая любознательность слишком дорого обходится.
— Да, этот… Андрей так и сказал, что один его знакомый покойник тоже много спрашивал.
Ярослав кивнул.
— Ещё о чём-нибудь говорили?
— Его спросили, не «мокрушник» ли он.
— И что ответил?
— Что его масть выше.
— Выше «мокрушника» только «мочила», — Ярослав отпил чая, оглядел сидящих за столом и продолжил академически спокойно: — «Мокрушник» убивает, но по делу, грабя, воруя или насилуя. Убийство не цель, а средство, или побочный продукт. «Мочила» — только убийца и, как правило, по заказу. На той стороне их откровенно и почти официально называют киллерами. Эти трое — шулеры или, на этом языке, «каталы». Что он их задавил и отобрал у них деньги, правильно. По воровской иерархии он несравнимо выше. Но как вы уцелели, дядя?
Степан Медардович кивнул и продолжил.
— Я сидел молча и смотрел. Если честно, любовался виртуозной работой. К Скопину он их обыграл вчистую, мелочь медную из карманов заставил выгрести и выгнал. А потом рассортировал все деньги. Отделил и забрал, что проиграл вначале, отделил и отдал мне мой проигрыш, а остальное поделил пополам и половину отдал мне, — Степан Медардович усмехнулся. — Компенсация за моральный ущерб. И немного просветил. Что эти трое шулеры, а колода с крапом… Кстати, колоду он мне отдал на память. Лизанька, у меня в пиджаке, в кармане.