Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Я, Гендин, пом[ощник] нач[альника] 7-го отделения 4-го отдела ГУ ГБ НКВД, рассмотрев следственный материал по делу № 11175 и приняв во внимание, что гр. Раевская (Урусова) Елена Юрьевна достаточно изобличается в том, что “является участницей антисоветской организации правых, готовивших государственный переворот”, постановил: гр. Раевскую (Урусову) Е. Ю. привлечь в качестве обвиняемого по ст. ст. 58–2, 58–8, 58–11 УК, мерой пресечения избрать содержание под стражей во внутренней тюрьме НКВД [1165] .
1165
“Вспоминай меня, глядя на небо…” “Кремлевское дело” и процессы 1930– х годов в судьбе семьи Урусовых – Раевских. Письма.
Лёна, вряд ли вполне понимавшая, кто такие “правые”, расписалась на постановлении, ожидая, наверное, очередного длительного следствия. Но между предъявлением обвинения и “судом” не прошло и двух недель. 8 июля Лёне вручили “Обвинительное заключение по следственному делу № 11175 по обвинению Раевской Е. Ю. по ст. ст. 58–8, 58–11 УК РСФСР”, в котором констатировалось: “Установлено, что Розенфельд Н. А. и Раевская Е. Ю. не только являлись участниками террористической группы, но и входили в антисоветскую организацию правых, подготовлявшую вооруженный переворот в Кремле” и поддерживали связь с “одним из руководителей этой организации Енукидзе А. С.”. А 13 июля Лёну вызвали на заседание Военной коллегии, где председательствовал уже знакомый ей В. В. Ульрих. На этот раз, как и следствие, “суд” прошел молниеносно, заняв лишь 25 минут. Лёна не заявила ходатайств и снова отказалась признать себя виновной. На вопросы, которые поспешно задавал ей Ульрих, ответила, “что показания Якуненко и Хвощевской о том, что она… входила в состав к[онтр]р[еволюционной] группы, являются вымышленными. Розенфельд ни к какой к[онтр]р[еволюционной] деятельности ее не привлекала”. В последнем слове попросила “дать ей возможность работать” [1166] . Тут же состряпанный приговор представлял собой чистейшую филькину грамоту. В нем утверждалось, что Военная коллегия в составе В. В. Ульриха, Л. Я. Плавнека и Я. П. Дмитриева (при секретаре А. Ф. Костюшко)
1166
Там же. С. 41.
рассмотрела дело по обвинению Раевской Елены Юрьевны, 1913 г. р., служащей, в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58–8 и 58–11 УК РСФСР. Предварительным и судебным следствием установлено, что Раевская, работая в Правительственной библиотеке, являлась активной участницей антисоветской террористической организации правых, подготавливавшей вооруженный переворот в Кремле, была организационно связана и получала установки в своей террористической деятельности от террористки Розенфельдт, которой, в свою очередь, руководил враг народа Л. Б. Каменев [1167] .
1167
Там же. С. 234.
Как видно, “следствие” и “суд” использовали нарратив, закрепленный протоколом допроса Енукидзе от 30 мая 1937 года. Появились в деле и новые “свидетели обвинения” – консультант Секретариата Президиума ЦИК К. С. Якуненко (в) (уволенный еще в конце 1934 года) и референт Секретариата Президиума по делам комиссий Н. О. Хващевская. Правда, секретарь “суда” не только допустил ошибку в фамилии Натальи Осиповны, но даже не удосужился правильно написать фамилию Н. А. Розенфельд. Впрочем, это ничуть не помешало признать подсудимую виновной и приговорить ее
к высшей мере уголовного наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества [1168] .
“Суд” проходил в соответствии с печально знаменитым постановлением от 1 декабря 1934 года, и приговор подлежал приведению в исполнение немедленно, что и было сделано. Заметим, что свидетель Хващевская “удостоилась” включения в один проскрипционный список с Лёной Раевской, но подлежала осуждению по “второй категории” к десяти годам лагерей.
1168
Там же.
В тот же день, 13 июля 1937 года, осудили и расстреляли племянника Л. Б. Каменева Бориса Розенфельда. А через три дня, 16 июля, – возможную “виновницу” самоубийства Надежды Аллилуевой, “Лелю” (Елену Сатировну) Трещалину.
Тринадцатого августа 1937 года по приговору Военной коллегии была расстреляна бывшая секретарша Енукидзе Л. Н. Минервина. Она полностью отбыла свой первый срок и, возможно, была выпущена из Ярославской
Двадцать первого августа 1937 года по приговору Военной коллегии расстрелян был бывший комендант Кремля Р. А. Петерсон.
Третьего сентября была приговорена к расстрелу сестра Г. Б. Скалова Надежда Борисовна Скалова, отбывавшая срок в Ярославском политизоляторе. Осудила ее, скорее всего, тройка УНКВД по Ярославской области. Приговор был приведен в исполнение на следующий день, 4 сентября 1937 года.
Не забыли и об остальных фигурантах дела. Еще 29 июля 1937 года по приговору Военной коллегии расстреляли приятеля М. К. Чернявского М. И. Новожилова, этапированного в июне из Верхнеуральска в Москву. Остальных этапировать не стали, чтобы не загружать ведомство Ульриха на фоне развернувшегося массового террора. Для расправы использовали недавно созданный внесудебный орган – тройку УНКВД по Челябинской области. 2 октября тройка ударно поработала, приговорив к расстрелу по статьям УК 58–8 и 58–11 содержавшихся в Верхнеуральской тюрьме бывших военных, входивших в “группу Чернявского”, – В. И. Козырева и Ф. Г. Иванова, а также Г. Б. Скалова, А. И. Сидорова и брата Каменева Н. Б. Розенфельда. Первым расстреляли Сидорова 5 октября, а вслед за ним остальных – 10 октября 1937 года.
Вероятно, последним из верхнеуральских узников казнили мужа Надежды Скаловой Леонида Воронова. Тройка УНКВД по Челябинской области приговорила его к расстрелу 3 февраля 1938 года, а 20 апреля приговор был приведен в исполнение.
Судьба еще одной библиотекарши, приговоренной Военной коллегией к шести годам тюремного заключения, Натальи Бураго, оказалась немного другой, хотя и столь же трагичной. После приговора в июле 1935 года ее отправили отбывать срок наказания в Суздальский политизолятор. В январе 1937-го Наталью перевели в Ярославскую тюрьму НКВД, где она и пережила расстрелы подельников; про нее как будто забыли, в расстрельный список не включили, но в июне 1939 года перевели во Владимирскую тюрьму, в августе 1940-го – в Орловскую. Там предстояло ей досидеть до окончания срока, которое приходилось на 7 февраля 1941 года. К этой радостной дате Наталья Ивановна готовилась. За два дня до конца срока Бураго написала начальнику тюрьмы заявление:
На днях кончается срок моего заключения. Все имевшиеся у меня вещи, кроме части обуви и головных уборов, уничтожены пожаром в ярославской тюрьме. Прошу при выходе из тюрьмы дать мне необходимое белье и одежду. Кор. 2, камера 32, место 4.
Однако ни белья, ни одежды Бураго не получила. Вместо этого 7 февраля ее вызвали к следователю, который положил перед ней постановление о предъявлении обвинения по статье 58–10 ч. 1 (антисоветская агитация) и избрании меры пресечения. Новое следствие тянулось до 1 июля, после чего ОСО приговорило Наталью Ивановну к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. Возможно, этот приговор спас ее от массового расстрела заключенных в Орловской тюрьме 11 сентября 1941 года. В расстрельные списки она не попала и была отправлена в Карлаг, куда ее этап прибыл 29 сентября. Там, на лагпункте Тартаул-1, Н. И. Бураго умерла 8 апреля 1943 года [1169] .
1169
Екатерина Кузнецова. Настоящее прошлое // Индустриальная Караганда от 11, 14, 16, 18 и 21 января 2020 г.
Судьба других заключенных, получивших в 1935 году приговор по “кремлевскому делу” от Военной коллегии Верхсуда, до сих пор остается неизвестной.
Трагичной оказалась судьба еще одной заметной участницы “кремлевского дела”, которую парадоксальным образом репрессии обошли стороной в 1935 году. Однако осенью 1937 года, когда чекисты взялись за физическую ликвидацию остававшихся в живых фигурантов громкого дела, переводчица Нина Конрадовна Бенгсон вдруг не явилась на работу в консульство, и англичанам ничего не оставалось, как подать несколько запросов в Наркоминдел, на которые вразумительного ответа, конечно же, не последовало [1170] . Арестованная 17 сентября, Нина Конрадовна провела в тюрьме два с небольшим месяца и 28 ноября 1937 года была приговорена Военной коллегией к расстрелу по обвинению в шпионаже и террористической деятельности.
1170
Hughes, Michael. Inside the Enigma. British Officials in Russia, 1900–1939. The Hambledon Press, London, 1997, p. 234.