Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Как видим, воспоминания Ирины Гогуа и показания Екатерины Мухановой на следствии друг другу отнюдь не противоречат в том, что касается близкого знакомства Трещалиной и Енукидзе.
17
Тут надо еще отметить, что следователи задавали вопросы не просто так, придумывая их прямо на ходу. У чекистов имелся определенный план, составленный на основе “соцзаказа” (так на чекистском жаргоне назывались распоряжения кремлевского начальства). Поэтому при развороте столь важных дел, как “кремлевское”, совещания членов следовательской бригады проводились чуть ли не ежедневно [133] . В данном случае проводил совещания сам начальник СПО Георгий Молчанов (не исключено, что иногда и под руководством замнаркома внутренних дел Я. С. Агранова). Молчанов выслушивал доклады следователей и на основе этих докладов решал, какую тактику допроса использовать в том или ином случае, какие вопросы ставить подследственным, каким “линиям” и “направлениям” следствия отдавать приоритет. До конца первой декады февраля следствие вели исключительно следователи СПО (сам Молчанов, его заместитель Люшков, начальник 2-го
133
Все дальнейшие упоминания о стратегиях следователей, вырабатываемых на совещаниях с начальством, являются допущениями, хотя и делаются в решительно утвердительной форме, которую оправдывает знакомство автора с ходом множества аналогичных процессов в чекистском ведомстве.
Что же, Розенфельд являлась в данном случае поставщицей живого товара? [134]
И записал ответ Мухановой:
Поскольку Розенфельд знала, что из себя представляет Раевская, – это так [135] .
Что и говорить – картина вырисовывалась довольно неприглядная: в Кремле процветал прием классово чуждых лиц на работу в обмен на интимные услуги, а некоторым высокопоставленным руководителям поставлялся “живой товар”. И это на шестнадцатом году советской власти! Из протокола мы не можем судить, охватило ли следователя-большевика возмущение при выявлении столь пикантных подробностей. Но, думается, что вряд ли это выбило его из колеи – ведь за время своей работы в органах приходилось слышать и не такое. Вероятнее всего, Моисей Аронович ограничился циничной ухмылкой и перешел к следующей важной теме. Из текста протокола следует, что на основе “оперативных данных”, имевшихся у чекистов, им было известно о связях Е. К. Мухановой с “иностранцами”. Следователь Каган предложил Екатерине эти связи перечислить. Долго перечислять не пришлось, список состоял из единственного пункта.
134
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 107. Л. 78.
135
Там же.
Да, я поддерживала связь с сотрудницей английского консульства в Москве Бенгсон Ниной Конрадовной. Познакомилась я с ней в доме отдыха Большого Академического Государственного театра СССР в Макопсэ (между Туапсе и Сочи) в 1933 г. После приезда в Москву из дома отдыха я в течение 1933–34 г. была у Бенгсон 4 раза; один раз она была у меня на квартире [136] .
Собственно, сама Бенгсон никак не подходила под категорию “иностранцы”. Она была советской гражданкой (со шведскими корнями) и служила в английском консульстве переводчицей. Но следствие вцепилось в нее мертвой хваткой – уж больно выгодная фактура, да и фамилия заграничная.
136
Там же. Л. 79.
Почему-то следствие очень серьезно отнеслось к сообщению Мухановой о ее совместном с Бенгсон пребывании в доме отдыха Большого театра и стало выяснять, как женщинам, не имеющим никакого отношения к опере и балету, удалось получить путевки. Муханова пояснила, что путевки были ею куплены случайно.
Тут надо отметить, что ничего удивительного в самом факте покупки путевок не было. Большой театр, как и несколько других крупнейших академических театров страны, формально подчинялся ЦИК (а фактически – Политбюро); всеми финансовыми, репертуарными и кадровыми вопросами, а также вопросами награждений, гастролей, отпусков ведала особая комиссии ЦИК, в которой Енукидзе играл первую скрипку (пока в январе 1935 года комиссию не реформировали, назначив ее председателем Ворошилова) [137] . Поэтому льготами, предназначенными для служащих ГАБТа, могли пользоваться и работники подведомственных ЦИК кремлевских учреждений. Кроме того, как впоследствии пояснил на допросе вызванный в НКВД в качестве свидетеля заведующий административно-хозяйственным сектором ГАБТа А. Л. Голоступец, в театре процветала продажа путевок родственникам и знакомым артистов и людям, вообще не имеющим отношения к театру, просто по знакомству – иначе ведомственные дома отдыха пустовали бы на протяжении театрального сезона, с 16 августа по 16 июня [138] .
137
Максименков
138
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 80–84.
Тем временем следователь Каган продолжал расспрашивать Муханову о связи с Бенгсон. Для начала его заинтересовали разговоры, которые Екатерина Константиновна вела с Ниной Конрадовной в 1933–1934 годах.
С Бенгсон мы сговаривались часто по телефону, еще когда я работала в кремлевской библиотеке. Она звонила мне в Кремль, я ей звонила в консульство. Помню, что я у Бенгсон как-то брала английский журнал Vogue для Трещалиной. Бенгсон мне рассказывала о составе английского консульства и посольства (о после, консуле, других сотрудниках посольства и консульства английских), называла мне фамилии, которых я не помню, о своем положении там, я же ей ничего не рассказывала [139] .
139
Там же. Д. 107. Л. 80.
Тоже подозрительно – почему это Бенгсон все как на духу выкладывала Мухановой, а та ей – ни слова? Не может такого быть. Екатерина пыталась оправдаться:
Она была менее любопытной, чем я [140] .
Ну ведь явная неправда. И следователь заходит с козырей:
У нас имеются данные, что вы Бенгсон рассказывали о вашей службе, о ваших знакомых по службе, о порядке прохода в Кремль, охране и т. д. [141] .
140
Там же.
141
Там же.
А откуда у них такие данные? Екатерина, конечно, вряд ли осмелилась бы задать следователю такой вопрос. Мы сейчас можем это сделать, ничем не рискуя, но и отвечать придется самостоятельно за отсутствием адресата. Есть два варианта ответа. Первый: Бенгсон секретно сотрудничала с органами и в своих донесениях упоминала о контактах с Мухановой. Но этот вариант не очень правдоподобен. То есть сотрудничество Бенгсон с органами как раз более чем вероятно, что будет видно из дальнейшего, но в донесениях она, скорее всего, писала о делах консульских, а не о своих личных знакомствах. Второй вариант: следователь попросту соврал. Но такая нехитрая ложь в большинстве случаев всегда срабатывала – ведь запуганный и замученный подследственный редко имел возможность трезво взвесить ситуацию и отличить правду от лжи. Мухановой пришлось сознаться:
О моей службе и знакомых по службе я Бенгсон действительно рассказывала. Больше я ей ничего не рассказывала [142] .
Но следователя, конечно, не смутил явно бытовой характер знакомства двух женщин. Ведь сюжет о связи библиотечных заговорщиц с заграницей не мог не обсуждаться на чекистских совещаниях в СПО, и наверняка было принято решение о серьезной проработке этой сюжетной линии, подразумевавшей как минимум выход на обвинения в шпионаже. Поэтому следователь на всякий случай уточнил у Мухановой номер телефона, по которому та звонила Бенгсон на работу, и поинтересовался, кто из знакомых Мухановой знает Нину Конрадовну. Назвав номер телефона (4-54-12), Екатерина показала:
142
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 107. Л. 80.
Я и Бенгсон знакомы с сотрудницей Анилтреста – Денисовой Тамарой Павловной и ее приятельницей Софьей Зиновьевной (фамилии не помню), работающей тоже в Анилтресте. Денисова до последнего времени поддерживает связь с Бенгсон [143] .
Этот ответ привел к аресту Денисовой (и последующей отправке ее в лагерь на 3 года по приговору ОСО). Какие последствия имело это показание для приятельницы Тамары Павловны Софьи Зиновьевны Хайковской – неизвестно. Забегая вперед, скажем, что Денисова оказалась крепким орешком и полностью расколоть ее не получилась даже у столь крупного специалиста, как печально известный следователь Черток. В деле сохранилось два протокола допроса Денисовой. Муханова, Бенгсон, Денисова и Хайковская какое-то время жили в одной комнате злосчастного дома отдыха ГАБТа в Макопсе. В ходе первого же допроса Денисовой (28 февраля) стал ясен чисто бытовой характер их знакомства – женщины подружились и договорились продолжить знакомство в Москве. Тем не менее Черток крепко насел на Денисову, пытаясь добиться от нее хоть каких-нибудь полезных для следствия показаний. В ход пошли перлы чекистского творчества вроде:
143
Там же. Л. 81.
Что вас, советскую гражданку, государственную служащую, сблизило с сотрудницей иностранного посольства, с человеком явно антисоветским? [144]
Притом что Бенгсон была точно такой же “советской гражданкой”, и, в принципе, не могло быть никаких оснований априори считать ее антисоветчицей. К тому же все советские граждане, работавшие в иностранных посольствах и консульствах, не могли не находиться под постоянным приглядом органов. Денисова же держалась твердо:
144
Там же. Л. 190.