Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
В отличие от большинства допрашиваемых, он признался в серьезных преступлениях, что в значительной степени могло быть правдой. Вполне возможно, что годы учебы в Массачусетском технологическом институте убедили его в огромном разрыве между уровнем технологий в Америке и Советском Союзе и что он считал экономическую политику Сталина ошибочной. Он определенно сомневался в том, что Россия является его настоящей родиной; фактически на одном из допросов он описывает, как, вернувшись из США в Россию, он все время восклицал про себя: “Неужели это мое отечество?” Он считал себя убежденным коммунистом троцкистского, а не сталинского извода. Для него Сталин был слабаком и плохим руководителем. Чернявский считал, что советская экономика никогда не сможет догнать экономику США при нынешнем руководстве. Также вполне вероятно, что он обсуждал свои выводы с американскими троцкистами, которые разделяли его критику Сталина. Его анализ советской экономики в период форсированной индустриализации безошибочно точен. Деревня и сельское хозяйство платили слишком высокую цену за индустриализацию.
366
Lokhova, Svetlana. Stalin, the NKVD and the investigation of the Kremlin Case. Prelude to the Great Terror. Interrogation in War and Conflict. A comparative and interdisciplinary analysis. Edited by Christopher Andrew and Simona Tobia. Routledge, Taylor and Francis Group, London and New York, 2014, с. 50.
Если принимать содержимое чекистских протоколов за чистую монету, то можно попасть в довольно глупое положение. Ведь тогда придется признать, что следователь Дмитриев, который зафиксировал в протоколе данные показания Чернявского, ровно в это же время вел со своим начальником Л. Г. Мироновым почти такие же разговоры. Правда, в отличие от Чернявского, Дмитриев придерживался взглядов, характерных для “правых уклонистов”, как следует из протокола его допроса от 16 октября 1938 года:
В к.-р. организацию правых в НКВД СССР меня вовлек Миронов Л. Г. … Это было в марте 1935 года… Через некоторое время я заметил, что Миронов проявляет заметный интерес к моим политическим настроениям. Излюбленной темой Миронова был вопрос о трудностях СССР внутри страны и за ее пределами… Он признавал, что в деревне господствует колхозная форма хозяйства – основной поставщик хлеба, но считал, что в условиях войны с таким индустриальным государством, как Германия, с ее высокой организацией и культурой управления, колхозная форма будет трещать по швам и рассыпется на хозяйства одиночек, которые начнут бунтовать против советского государства. Мужик – говорил Миронов – это страшная сила, которая себя обнаружит в гигантских размерах в годину наибольших испытаний. В столь же отрицательных выражениях Миронов отзывался об индустрии страны, о военной промышленности, о техническом уровне вооружений РККА. Позиция Миронова была пораженчеством. Я соглашался с его высказываниями [367] .
367
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 171. Д. 367. Л. 72–73.
Чему здесь верить? Троцкистским убеждениям Чернявского? Правым взглядам следователя Дмитриева? Или, может быть, объяснить успехи Дмитриева в деле вскрытия преступных деяний Чернявского священной ненавистью правого уклониста к стороннику левых троцкистских взглядов?
Как бы то ни было, зафиксировав “троцкистские” взгляды Чернявского в протоколе, Дмитриев перешел к его деяниям.
46
Тут, забегая вперед, заметим, что параллельно с Чернявским-“Ивановым” в MIT училась группа из двадцати с лишним советских студентов, командированных в США по решению правительства СССР (то есть ЦК ВКП(б) набираться уму-разуму в зарубежном вузе. Они прибыли в Нью-Йорк на пароходе “Европа” через несколько месяцев после приезда в Америку Чернявского в составе еще большей группы, разъехавшейся по разным университетам США. В 1933 году они, закончив обучение, вернулись на родину. После ареста Чернявского некоторые из них (мы точно знаем о троих) были вызваны на допросы в НКВД в качестве свидетелей. Из их показаний мы можем составить впечатление о том, как себя вел и чем занимался Михаил Чернявский в Америке.
Первым был допрошен инженер и секретарь парткома МОГЭС Е. Я. Буклей. Он показал, что Михаил “Иванов” обладал наиболее широкими связями среди жителей Бостона (что неудивительно, поскольку он приехал в Бостон первым и вынужден был завязывать знакомства в отсутствие соотечественников). Буклей добавил:
Я считал, что он выполняет какую-то особую роль, обучаясь в институте, Иванов постоянно бегал по библиотекам, спрашивая про справочный химический материал, и этим поведением резко отличался среди всех студентов. Иванов нередко делал намеки на то, что имеет какие-то специальные задания, в силу чего вынужден так себя вести. Он говорил: “Это нужно для кое-кого”. Все студенты знали, что он ведет какую-то нелегальную работу, и подозревали, что он является агентом ОГПУ с заданиями по Америке [368] .
368
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 243.
То же самое показал на допросе Е. И. Медков, профессор и будущий ректор МИИТ:
Иванов себя вел так, что все студенты подозревали в нем нелегального работника ОГПУ. В разговорах со мной он делал намеки на то, что ведет специальную
Особенно подробно следователь Дмитриев расспрашивал бывших студентов о взглядах “Иванова”, рассчитывая получить нужный компромат. Идя ему навстречу, Буклей поделился своими впечатлениями:
369
Там же. Д. 111. Л. 80.
Я считал, что Иванов в целом ряде вопросов соскальзывает на троцкистские оценки… Иванов утверждал, что кризис капитализма невыгоден для СССР. Из его высказываний вытекало, что СССР заинтересован в процветании капитализма. Иванов брал под сомнение тезис о том, что колхозники являются опорой партии, повторяя в этом вопросе троцкистские перепевы о том, что вчерашний мелкий собственник, ставший колхозником, не может быть опорой пролетарского государства. Иванов осуждал огромную работу по перестройке аппарата в связи с новыми задачами, вставшими перед страной, которые проводились партией и правительством в годы нашего пребывания в Америке; в связи с реорганизацией наркоматов он говорил, что это дело ненужное, бесполезное и т. д. [370] .
370
Там же. Д. 110. Л. 243–244.
Это же подтвердил и Медков:
Иванов допускал троцкистские оценки по вопросу о кризисе капиталистического хозяйства. Он утверждал, что кризис капитализма невыгоден для СССР, что кризис приводит к обесцениванию нашего экспорта, а это, в свою очередь, задерживает темпы индустриализации страны. Он делал вывод о том, что для обеспечения успешного хода социалистического строительства необходимо процветание капитализма. Я как-то делал доклад на партийном собрании студентов об итогах одного из пленумов ИККИ. После моего доклада Иванов развил указанную точку зрения о кризисе. Мне пришлось выдержать большую дискуссию с ним как на самом собрании, так и после него… Один из руководителей политического кружка сообщил мне, что Иванов допускает антипартийные оценки по отдельным вопросам. Я вызвал к себе Иванова и потребовал от него объяснения. Иванов мне ответил, что он делает эти антипартийные высказывания с целью вызвать оживление в работе кружка [371] .
371
Там же. Д. 111. Л. 80.
Вызванный на допрос старший инженер Мосэнерго И. И. Соловьев тоже вспомнил о споре с “Ивановым”:
Я вспоминаю спор, который был с ним по вопросу о кризисе капитализма. Иванов настаивал на утверждении троцкистского характера о том, что кризис капитализма наносит ущерб социалистическому строительству в стране в результате низких цен для советского экспорта. Он делал вывод, что для обеспечения успешного хода социалистического строительства необходимо процветание капитализма [372] .
372
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 280.
Из подтвержденных тремя свидетелями высказываний Чернявского об ущербности сырьевой экономики, которой вредят кризис капитализма и падение спроса на сырье, следует, что Михаил Кондратьевич действительно мог выступать за широкую индустриализацию. Только вряд ли он называл этот тезис “троцкистским” – это, повторим, скорее всего, сделал за него многоопытный следователь Дмитриев. Он же проследил, чтобы и в показаниях свидетелей тезис о вреде кризиса капитализма для экономики СССР именовался “троцкистским” – точно так же был бы охарактеризован и любой другой тезис, который чекисты объявили бы не отвечающим “генеральной линии” руководства. Экономические взгляды Чернявского явно не тянули на серьезное преступление, а тем более не имели никакого отношения к террору, но чекисты не зря добавили в протокол Чернявского свою “заготовку” – фразу о том, что, по мнению обвиняемого, “во всем виноват Сталин”. Такая фраза служила удобным инструментом для последующего предъявления обвинений в террористических намерениях. Готовя в конце следствия для начальства сводную таблицу с перечнем арестованных по “кремлевскому делу” и предъявленных им обвинений, напротив фамилии Чернявского чекисты указали: изобличается показаниями группы допрошенных свидетелей.
47
Перейдя от взглядов Михаила Кондратьевича к его деяниям, следователь Дмитриев поинтересовался, не установил ли Чернявский связей с американскими троцкистами. Чернявский ответил отрицательно, но Дмитриева это не удовлетворило, и он призвал Чернявского припомнить, не встречал ли тот троцкистов в Америке. И Михаил Кондратьевич вдруг признался, что встречал некоего Ряскина:
Ряскин выдавал себя за американского коммуниста, в действительности он им не был, он троцкист. В разговорах со мной прямо не подходил к делу. С Ряскиным я не оставался с глазу на глаз и не искал с ним встреч для объяснений [373] .
373
Там же. Д. 108. Л. 119.