Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Татьяна Ивановна была второй женой Л. Б. Каменева (как и тот – ее вторым мужем). Родилась Татьяна Ивановна в 1895 году, ее отец Иоган Петрович Исгейм (вероятно, обрусевший немец) до революции был аптекарем, а после революции работал “в советских учреждениях”, умер в 1920 году. Первый муж Татьяны – Михаил Федорович Афремов, “студент из семьи московских домовладельцев”, скончался и того раньше – в 1917 году. Знакомство Глебовой с Каменевым состоялось, скорее всего, в конце 1922-го или начале 1923-го – в январе 1935 года Глебова в письме к уже осужденному Каменеву, укоряя его за то, что тот злоупотребил ее доверием, напоминала, что сама проявляла к нему доверие в течение двенадцати лет (тем не менее современный биограф Л. Б. Каменева утверждает, без ссылок на источник, что брак Л. Б. Каменева и Ольги Каменевой распался в 1926 году [409] ). А в письме к Сталину Глебова, стараясь защитить мужа, сообщала вождю, какой хорошей женой она
409
Кочетова А. Лев Каменев: “Я не согласен”. М.: РОССПЭН, 2022, с. 22.
Я знаю сейчас, кажется, действительно, чем дышит Л. Б. Он делится со мной каждой мыслью. Я завоевала это право тем, что никогда не была “женой-обывательницей” – личная моя жизнь с ним была всегда крайне тяжела во многих отношениях – но я была ему действительно другом и товарищем и боролась изо всех сил, чтоб сохранить его для партии, как это мне и было наказано в 24 году Надеждой Константиновной, а также и Софьей Николаевной Смидович в последнее время [410] .
410
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 54.
На момент знакомства с Глебовой у Каменева было два сына от первой жены Ольги Давыдовны (сестры Троцкого), а у Татьяны Ивановны был сын Игорь от первого брака. Свой жизненный путь Глебова частично обрисовала в письме Л. М. Кагановичу, в то время Председателю КПК, от 21 января 1935 года:
…Работая в различных областях – административной (14 лет), в партаппарате (МК ВКП(б) – 3 года и АППО [отдел агитации, пропаганды и печати. – В. К.] ИККИ – 4 года), лекторской, литературной, – повсюду я активно боролась за генеральную линию партии. При моем вступлении в кандидаты партии – в 1919 году – я уже была руководителем подотдела АГИТхроники ВФКО, позднее – Госкино, где в 1921 году мне пришлось выдержать большую борьбу за огосударствление кинодела и монополию госпроката. Мои тезисы по реорганизации кинопромышленности были – как сказал мне тов. Красин – положены в основу работы его комиссии, о чем, вероятно, помнит еще т. Манцев… За все время существования женотделов – я активно работала на женотдельской работе… и, кроме того, проработала 12 лет по повышению квалификации женского труда. Борьба моя с троцкизмом в бытность директором технического учебного заведения отмечена МГКК и в 1932 году… После ареста Каменева я (несмотря на болезнь) выступала перед коллективом сотрудников издательства “Академиа”, которым руководил Каменев и где он пользовался авторитетом, с подробным разъяснением истории контрреволюционной троцкистско-зиновьевской оппозиции, руководящей роли Каменева в этой антисоветской группе и непосредственной преемственности прежней контрреволюционной деятельности этой группы с трижды проклятым злодейством, отнявшим у нас Кирова [411] .
411
Там же. Д. 210. Л. 19–20.
Конечно, после обоих исключений Каменева из партии и особенно после его высылки в Минусинск в 1932 году в связи с делом Рютина положение Глебовой резко изменилось к худшему, о чем свидетельствует содержание ее письма Сталину от 17 декабря 1934 года:
Мне очень стыдно отнимать у Вас время, но мне хочется еще сказать Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, что я ни разу не беспокоила Вас какой-либо просьбой, хотя меня неоднократно и длительно травили бесчестные люди, пытавшиеся спекулировать и нажить на мне политический капитал. Все решительно виды клеветы обрушивались на меня несмотря на то, что и МК и МКК и НКТП не раз вступались за меня. Доходило до того, что в мое отсутствие мою мать и сына выбрасывали на улицу в 30 градусов мороза и дергали их так по два месяца. Несмотря на то, что и в РК, и в контрольных комиссиях мне давали оценку как хорошему партийцу, заслуживающему даже орден Ленина за 12-летнее руководство делом повышения квалификации женского труда, – несмотря на это, меня с позором сорвали с работы и пытались ославить как политически вредного и даже лично грязного человека!! [412]
412
Там же. Д. 199. Л. 53.
После ареста Каменева по делу “Московского центра” в ночь на 16 декабря 1934 года Глебова сразу бросилась спасать его всеми доступными средствами. Как только Каменева увели, она среди ночи помчалась в особняк к Горькому, чтобы оттуда позвонить Сталину по “вертушке” (но не получилось). Тогда рано утром следующего дня она написала записку Сталину, умоляя
…Враги партии и советской власти, разбитые в открытой политической борьбе, бессильные и озлобленные, прибегают к последнему белобандитскому фашистскому средству борьбы – террору. Гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов товарища Кирова. Они нанесли тяжелый удар партии, но пусть знают враги, что эта тяжелая утрата еще более закалит наши ряды, еще теснее сомкнет нас вокруг партии, ее ЦК и нашего любимого великого Сталина.
В довершение ко всему вскоре раздался звонок от Поскребышева, который сообщил убитой горем Татьяне Ивановне, что Сталин “в ближайшие дни” ее не примет.
У Татьяны Ивановны хватило сил написать Сталину еще два довольно длинных письма, в которых она уверяла хозяина земли советской, что Каменев невиновен, его оболгали троцкисты, и ручалась “своей жизнью и партийной честью”, что Каменев не причастен ни к каким антипартийным группам, а тем более к убийству Кирова.
Сознание того, что Каменева обвинили в столь чудовищном преступлении, было невыносимым, поскольку она чувствовала и толику своей вины – в 1933 году Каменев, находясь в ссылке в Минусинске, поручил ей отвезти в Москву свое заявление о восстановлении его в партии, а она, как мы можем узнать из ее первого письма к Сталину от 1 апреля 1933 года,
сначала захворала, а затем в дороге подверглась налету, при котором у меня – несмотря на мое решительное сопротивление – был отнят чемодан с конвертом на имя т. Енукидзе, заключавший заявление Каменева и его личное письмо к Вам [413] .
Теперь, в 1935 году, ей казалось, что из-за этого у Сталина может
создаться впечатление, что Каменев не вполне признал ошибки и что он держит камень за пазухой [414] .
413
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 190. Л. 110.
414
Там же. Д. 199. Л. 52.
Однако ее чувство вины, по всей видимости, испарилось, когда газеты напечатали сообщение о суде над членами “Московского центра”, а также тщательно отредактированную стенограмму выступления на этом суде одного из подсудимых – Г. Е. Евдокимова, бывшего первого секретаря Ленинградской парторганизации при Зиновьеве [415] . Н. Б. Розенфельд на допросе 10 марта показал:
Вскоре после приговора суда в отношении Каменева у меня был разговор с Глебовой Т. И. на ее квартире. Она высказала мне свое недовольство поведением Каменева на следствии и суде, сказала, что он оказался мягкотелым, что он не должен был давать тех показаний, которые он дал, так как это его политически скомпрометировало. Оценивая судебный процесс над Каменевым и другими, Глебова сравнивала его с событиями 30 июня в фашистской Германии [416] .
415
Правда, № 16 от 16 января 1935 г.
416
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 99.
Конечно, безоговорочно доверять содержанию протоколов НКВД не приходится, поэтому нет никаких гарантий, что дело обстояло именно так, как зафиксировал в протоколе Г. С. Люшков (сама Татьяна Глебова на допросе сначала отрицала это показание Розенфельда, а потом частично признала). Тем более что в письме Л. Б. Каменеву, написанному Татьяной Ивановной после процесса [417] , акценты по сравнению с протоколом допроса Н. Б. Розенфельда несколько смещены. В нем она бросает мужу горькие упреки, что тот лгал ей, обманул ее доверие и доверие партии. Ведь после ареста Каменева ей пришлось пройти через унизительную процедуру – ее вызвал в НКВД начальник СПО ГУГБ Г. А. Молчанов, который, отбросив “свое обычное глубоко-человечное отношение”, велел Глебовой немедленно положить партбилет на стол, да еще и потребовал от нее письменного обязательства в месячный срок покинуть Москву. Но из Москвы Татьяну Ивановну выселять пока не стали, планы чекистов поменялись, так что 7 марта 1935 года арестовывать ее пришли по прежнему московскому адресу: Карманицкий пер., д. 3, кв. 5. Переживший Большой террор сын Глебовой и Каменева В. Л. Глебов вспоминал, как
417
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 210. Л. 17–18.