Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Чекисты ковали железо, пока горячо, вытягивая из Бориса все, что могло им пригодиться. Например, всплыл какой-то разговор 1932 года, точное содержание которого восстановить по протоколу не представляется возможным. Молодые люди, охваченные свойственными юности бунтарскими настроениями, рассуждали о способах борьбы со всякими общественными несправедливостями, и Лев Нехамкин привел в качестве примера “Народную волю”, которая успешно боролась с царизмом путем террора [426] . Зачем Борис рассказал об этом разговоре – неясно; возможно, это произошло под давлением следователей, которые узнали о неосторожном высказывании из предварительной задушевной беседы с Нехамкиным.
426
Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 –
Как только опрометчиво данное показание о “Народной воле” было занесено в протокол, следователи поспешили закрепить “террористические намерения”, сочинив от лица Бориса рассказ об аналогичном разговоре – теперь уже в 1934 году. Причем на этот раз Борис якобы прямо спросил Нехамкина, разделяет ли тот его “террористические” устремления, а Нехамкин якобы дал положительный ответ. После этого последовал логичный вопрос следователя: “Как вы и Нехамкин намеревались практически подготовить террористический акт над тов. Сталиным?” Борис, понятное дело, ответил, что вплоть до ареста они с Нехамкиным ни о чем таком не помышляли. Однако следователь сослался на показания Мухановой от 8 марта, в которых было ясно сказано:
Группа, возглавляемая Борисом Розенфельдом, организовала слежку за Сталиным вне Кремля. Мне об этом говорила Нина Розенфельд, которая была связана с этой группой [427] .
Но Борис уперся – идти под расстрел в 27 лет не хотелось.
Этого не было. Дальше подбора людей и договоренности о необходимости совершения террористического акта дело не шло [428] .
Следователь временно отступил, но использовал это отступление для того, чтобы получить от насмерть перепуганного Бориса компромат на Феодосия Музыку и друга семьи Розенфельдов М. В. Королькова, о котором Борис впервые упомянул как о “приятеле матери” на допросе 2 марта 1935 года. Тогда Борис показал, что Корольков принимал участие в “контрреволюционных” беседах, которые велись в квартире матери. Теперь же, под руководством следователя, Борис дал Михаилу Васильевичу убийственную характеристику:
427
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 72.
428
Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936. М.: МФД, 2003, с. 630.
М. В. Корольков – махровый контрреволюционер, находится в близких отношениях с Прохоровым М. А., владевшим до революции каким-то предприятием, отъявленным черносотенцем и белогвардейцем; Поповым – сыном чайного фабриканта; Инкижиковым В. И. – киноартистом, невозвращенцем. Поскольку политические настроения Королькова нам были известны, он пользовался у нас полным доверием. Террористические взгляды Н. Б., Н. А. Розенфельдов, Мухановой и мои Корольков разделял [429] .
429
Там же. С. 631.
И тут же Корольков был арестован – к сожалению, точная дата его ареста пока неизвестна. Заодно арестовали и М. А. Прохорова – сына бывшего владельца производства знаменитой белевской пастилы. А Николай Попов, приемный сын чайного фабриканта К. С. Попова, краткосрочно арестовывался несколько раз и до 1935 года, и в самом 1935 году, но по “кремлевскому делу” не привлекался; впрочем, в конечном счете не забыли и его – он был арестован 5 сентября 1938 года и расстрелян по приговору Военной коллеги Верхсуда в марте 1939-го. Повезло лишь киноактеру Инкижикову, который рано осознал, что дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих, и предусмотрительно отказался от возвращения в СССР из Парижа еще в 1930 году.
55
Арест Королькова и его многочисленные допросы по “кремлевскому делу” весьма обогатили познания чекистов о семействе Розенфельдов. 11 марта 1935 года 48-летний Корольков, до ареста работавший режиссером-руководителем художественной самодеятельности в Московском областном совете профсоюзов и неоднократно принимавший участие в “оформлении колонн демонстрантов на Красной площади в дни торжеств”, предстал перед следователями из Иностранного отдела ГУГБ (А. С. Славатинским и Д. М. Смирновым) и начал свой рассказ. С Ниной Розенфельд Корольков, как уже говорилось, познакомился еще в 1907 году в Мюнхене, учась в художественной школе Холлоши. К сожалению, подробности происхождения и биографии Королькова скрыты в тумане истории, известно лишь, что он, как указано в чекистской справке, “служил в Красной армии с 1919 г. по 1921 г., под судом и следствием не состоял”. В годы, предшествовавшие аресту Нины Александровны, Корольков часто бывал у нее дома – как минимум раз в неделю. Естественно, что он знал всех лиц, бывавших в этом доме, и поневоле поделился своим знанием со следователями. Также он подтвердил, что Розенфельды вели в своем кругу “контрреволюционные
Основным содержанием этих разговоров являлась резкая критика руководства партии и, в частности и в особенности, тов. Сталина… Розенфельд Н. А., Борис Розенфельд, Н. Б. Розенфельд заявляли о том, что в стране существует зажим демократии, что Сталин является диктатором и ведет страну к гибели. Говорили о том, что Сталин жестоко расправляется со своими противниками и что он произвел акт личной политической расправы над Каменевым и Зиновьевым точно так же, как раньше над Троцким [430] .
430
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 135.
Видя, что подследственный не сопротивляется, следователи поспешили зафиксировать в протоколе показания о “террористических намерениях” Розенфельдов. Вопрос был задан, что называется, прямо в лоб: могла ли Розенфельд лично убить Сталина? Королькову пришлось оговорить свою давнюю подругу:
Зная Нину Александровну Розенфельд столько лет, считаю, что она при своей прямолинейности, возбудимости и нетерпимости могла бы совершить этот террористический акт – лично или через Николая Борисовича Розенфельда [431] .
431
Там же. Л. 136.
Естественно, что “инспирировал” террористические настроения Нины Александровны не кто иной, как Каменев:
Репрессии, которым подвергался Каменев, расценивались как акт политической расправы Сталина над своими противниками. Розенфельды всегда противопоставляли Сталину Каменева как человека, который стоит выше его и является действительно государственным человеком. Вспоминаю, еще тогда, когда Каменев был снят с работы в Институте Ленина, Розенфельды (Нина Александровна и Борис Николаевич) говорили мне, что Сталин не выполняет завещания Ленина и даже устраняет Каменева от разработки и хранения литературного наследия Ленина, так как Сталин боится опубликования всего Ленина. Окончательным толчком к оформлению террористических намерений Розенфельдов явилось разоблачение московского центра зиновьевско-троцкистской организации и заключение Каменева в изолятор [432] .
432
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 137.
Это заявление не очень-то укладывалось в схему, выработанную руководством СПО ГУГБ. Получалось, что к террору Розенфельды всерьез приступили лишь в декабре 1934 года, после убийства Кирова. Да и когда дошло дело до вопросов о “конкретных мероприятиях по подготовке убийства тов. Сталина”, Корольков, как и многие арестованные до него, начал упорствовать, утверждая, что ничего об этом не знает. Следователи нахмурили брови и угрожающе спросили: “Не знаешь или не хочешь сказать?” Но Корольков стоял на своем, повторяя, что “абсолютно не знает”, о чем идет речь. Тогда следователи попробовали узнать, нет ли у Розенфельдов связей с иностранцами – ведь у Мухановой оказались связи в английском посольстве, а вдруг и у Нины Розенфельд удастся обнаружить что-нибудь похожее? Но улов оказался незначительным – Корольков смог вспомнить лишь факт получения Ниной Александровной денег от бывшей жены брата Каменева, “Жени” Розенфельда. Бывшую жену звали Зинаида Абаза (родилась она в Москве 15 февраля 1891 года). Неизвестно, когда именно Зинаида развелась с таинственным “Женей” (у Каменева было три брата – Александр, Николай и “Женя”. Современный биограф Каменева указывает [433] , что точное имя третьего брата – Женя или Иван – установить не представляется возможным, так как якобы в молодости Каменев в жандармских анкетах указывал недостоверную информацию, чтобы “защитить родственников от допросов”. Но тогда приходится признать, что и при заполнении советских анкет Лев Борисович поступал так же – ведь в протоколах допроса по “кремлевскому делу” имя “Женя” тоже взято в кавычки. Неужели и чекистам, как когда-то жандармам, оказалась не по зубам “конспирация” Каменева? Это тем более странно, что, как следует из протокола допроса от 11 апреля, “Женя” на тот момент был еще жив). Вторично Зинаида вышла замуж за скрипача и дирижера Петра Меренблюма и вместе с ним в 1924 году эмигрировала в США. 23 октября 1931 года вашингтонский суд выдал Зинаиде Меренблюм документы о натурализации, после чего она стала американской гражданкой. Судя по всему, Зинаида, получив американское гражданство, сразу же отправилась с визитом обратно в СССР, где и передала деньги, о которых шла речь, Нине Александровне, – как утверждал Корольков, на содержание “Жени” Розенфельда. Да и впоследствии деньги на содержание регулярно передавались до 1934 года. Удивленные следователи спросили, сколько же лет этому “Жене” и чем он занимается. Корольков ответил:
433
Кочетова А. Лев Каменев: “Я не согласен”. М.: РОССПЭН, 2022, с. 18.