Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
происходящее на экране имело «вкус и запах» канувшего времени, чтобы герои были такими,
как люди этой эпохи, — неуемные, края не знающие, хорошо приспособленные к тогдашнему
диковатому миру. Голые на морозе. Как викинги. Животные. Прекрасные!»
Кончаловский признается, что его «страшно возбуждает» «живописание эпохи, вкус и
запах иного мира», который режиссер ощущает, готовясь к картине. «Если искать в моих
картинах что-то общее, то это страсть к живописанию
это сталинское время в «Ближнем круге» или мир Одиссея». В этой своей страсти
Кончаловский видит наследственную черту. Его прадед Василий Суриков «очень серьезно
занимался изучением исторических корней и реалий, когда писал свои полотна. Собирал
предметы, оружие, читал. Писал массу набросков: ткань, халат, головной убор. Очень
обстоятельно занимался бытом, в который погружал своих героев. Его картины — «Боярыня
Морозова» или «Утро стрелецкой казни» — как многосерийные фильмы. Я думаю, он был бы
очень интересным режиссером».
Кончаловский старался преодолеть комплекс узкосемейной драмы, к которой тяготеет
оригинал Голдмена. «До конца историю перессорившейся семьи преодолеть не удалось, но я
старался».
Старания не пропали даром: материальность времени, его «вкус и запах» в фильме хорошо
ощущаются. Особенно тогда, например, когда Генрих II поднимается утром с супружеского
ложа и перед умыванием взламывает корку льда в тазу с водой. Или тогда, когда, собираясь
покинуть замок, король на ходу хватает только что испеченный хлеб и ломает его, а на морозе
видно, как вкусно поднимается пар из надломленной булки. Примеры такого рода можно
множить. Но главное в этом фильме, может быть, то, что здесь есть своеобразная проба на
создание атмосферы шекспировского мира, что вскоре и понадобится режиссеру в спектакле по
«Королю Лиру». Проба в том, что все конфликты королевской семьи в фильме Кончаловского
вырастают из стихийной, языческой неуемности цивилизационно только еще формирующихся,
а по сути, диких характеров. Здесь все страсти открыты, все они — на стыках. Эти люди и друг
друга любят самозабвенно, и за власть друг с другом борются не менее отчаянно, отчего
конфликт между зовом крови, зовом любви и жаждой власти оголяется, принимает особо
обостренные, «шекспировские» формы.
3
Годы дальних странствий дали плоды, свидетельствующие о напряженной творческой
деятельности. С 1983-го по 1992-й Кончаловский снял пять с половиной полнометражных и
одну короткометражную картины. Были поставлены два оперных спектакля («Евгений Онегин»
и «Пиковая дама») и один драматический («Чайка»).
Театральные
опере — «Евгению Онегину» Чайковского — он пришел по приглашению директора Ла Скала.
Постановку предложили вначале Никите Михалкову. Но тот был занят — позвонили старшему
брату. После «Онегина» (1985), спустя три года, Кончаловский вернулся в Ла Скала — делать
«Пиковую даму», премьера которой состоялась в июне 1989-го.
Когда предложили сценарий «Танго и Кэш», он работал, как помнит читатель, над
постановкой чеховской «Чайки» (парижский театр «Одеон», 1987). Почти через десять лет он
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
174
повторит этот опыт, но уже на сцене Театра им. Моссовета и с Юлией Высоцкой в роли Нины
Заречной.
Возвратившись, режиссер продолжает так же интенсивно работать — и не только на
поприще любимого кино. На сцене Мариинского оперного театра в Санкт-Петербурге
появляется его спектакль по «Войне и миру» Прокофьева (2000 г., музыкальный руководитель и
дирижер Валерий Гергиев), в 2002 году показанный в Нью-Йорке, в «Метрополитен-опера».
Перед отечественной премьерой оперы режиссер, выступавший на родине в непривычном
амплуа, был атакован интервьюерами, тем более что на спектакле обещались быть Тони Блэр с
Владимиром Путиным.
Режиссер говорил, что не привык тщательно отрабатывать концепцию сотворяемого и не
любит знать, что создает. «Для меня важен процесс делания, а не реализация какого-то
замысла…» И если говорить о подготовке к спектаклю, то ею можно считать все прожитые
годы. А с этой точки зрения, в конце концов, не имеет значения, что ставить. «Никому не важно,
что движет мной. Важно, что получается в итоге. Конечно же, патриотическая тема — основа
романа и оперы. Война всегда была в России моментом возникновения национальной идеи. Как
только война кончалась — идея исчезала. Русских всегда объединяла война с иноземными
захватчиками».
Спектакль будет актуальным, если будет волновать, пояснял художник свою творческую
установку. «Нужно сделать спектакль, который бы создал впечатление, будто композитор
сначала посмотрел его, а потом написал музыку».
Уже позднее, на официальном сайте режиссера, можно было увидеть такой комментарий к
постановке: «Соединить XIX век с современной музыкой непросто. Вдобавок эта опера
написана по роману гигантскому, написана как киносценарий: эпизоды сменяют друг друга так