Андрей Юрьевич

Шопперт Андрей Готлибович

— Семьдесят семь прибавить шестьдесят четыре, что получится? Подожди, Димитрий, вот смотри, как индийские цифири столбиком складывать.

— А чего это вы тут делаете? А? — на пацана из фильма про пионерский лагерь лопоухого и шкодного ключник не походил, ушей под волосами вообще видно не было, как и большинство людей в этом времени, почтивший Виноградова своим визитом Глеб, был под горшок подстрижен.

— Ты же, Глеб Зеремеевич, постоянно должен цифирь складывать, сколько зерна там, сколько подков, садись и тебя научу, а потом про прибор один расскажу,

счётами называется. Он позволяет и считать проще, и запоминать полученное. У отца в детстве в Угличе были такие… Да, играли мы с братом, сейчас и не знаю остались ли, ну, да ничего, я тебе боярин сейчас всё расскажу и мастера тебе такие сделают.

Событие восемнадцатое

Cum tot sustineas et tanta negotia solus

Когда всё держится тобой и столько дел свершаешь ты один.

В этот же день после ужина, когда уже темнеть начало появился исчезнувший с концами будущей митрополит, а пока епископ Владимирский — Афанасий. Пришёл не один, а с сотником княжеской дружины Мечеславом Детько. Пришли видимо по отдельности и просто столкнулись в дверях. И уступать друг дружке не хотели, у обоих дело важное.

— Княже, — затерев мощью своей владыку, поклонился в пояс сотник, — что это делается-то? мне воев нанимать, а кузнецы брони не чинят, и одну пластину по нескольку раз перековывают. Что я новикам выдавать буду?! — Афанасий в это время, недовольно зыркнув на Мечеслава, прошёл вглубь комнаты к красному углу и демонстративно плюхнувшись на колени стал молиться. Громко стал.

— Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

Да приидет Царствие Твое,

Да будет воля Твоя,

Яко на небеси и на земли.

Специально гад мешает.

— Охолонь, сотник. Ковали моё секретное задание выполняют. Пару дней заняты будут. Ты, знаешь, что, Мечеслав, завтра поутру народ собери, ну, новиков своих, глянуть я на них хочу. Могутны ли вои, что умеют, а то наберём врагам на смех.

— Завтра с пятухами, — недовольно буркнул сотник и ушёл, громко топоча сапогами, так это у него ещё каблуков нет.

— Владыка Афанасий, благословите и поведайте, как дела с посольством в Литву продвигаются.

Выяснилось, что затем и пришёл епископ, что всё у него готово к отправке посольства и нужно только письмо от князя и дары, чтобы отправить послов вместе.

— Не знаю, я что писать владыко, и что посылать, может, ты возьмёшь всё это на себя. Я Глебу Зеремеевичу скажу, чтобы с тобой он прошёл по закромам, выбери, что достойно для подарка Гедимину.

Не получилось. В коридоре послышался шум, крики и даже драка или толкание началась.

Вскоре в горницу вломились кузнецы всем кагалом, а на плечах у них висели два гридня.

— Княже, получилось у нас! Да, отстань, ты, нам Андрей Юрьевич велел, как готово будет принесть к нему меч, — Ероха попытался в очередной

раз стряхнуть с себя гридней.

— А ну оставьте их! — гаркнул на гридней профессор, как на студентов перепалку на лекции устроивших, — Выйдите все, Ерофей один останься!

— Получилось у нас, княже, глянь узор каков! — сунул синюю железяку под нос Виноградову кузнец.

Ну, что можно сказать? Можно сказать, что первый блин комом, узор получился так себя, и цвета побежалости радужными, где-то перекалили чуть, где-то чуть наоборот слабо синева выступила. Однако месте с лесенкой узора и белым незакалённым лезвием весь односторонний меч, больше похожий на толстую прямую саблю, смотрелся таким нездешним, волшебным. Рукояти как таковой не было, две деревяшки наложили и куском проволоки скрепили. Спешили похвастать.

— Что это сын мой? — подал голос епископ.

— Это… А знаешь, что владыко Афанасий, а это подарок мой Гедимину. Он ведь воин. А какой лучший подарок воину? Вот он. Харалужный меч. И не надо его украшать, — это Андрей Юрьевич обернулся к Ерохе. — Эти деревяшки и оставьте, только серебряной проволокой обмотайте, чтобы держать удобно было. И ножны простые деревянные сделайте, кожей обтянутые. И тоже без всяких украшений. Это боевой меч, его каменья и золото только испортят. Он сам — украшение. Харалуг в самоцветах не нуждается. Сам — самоцвет.

— Сделаем, княже, — поклонился довольный Ерофей, и замялся, — Токмо проволоку серебряную…

— Я дам команду ключнику, выдаст вам сколько нужно.

— Неужели же наши ковали научились настоящие дамасские мечи изготовлять? — Афанасий забрал у князя меч и поиграл узорами в свете свечей, — Завораживает. Прав ты, княже, здесь каменья не нужны, любой лал бледно выглядеть будет рядом с этим узором. Откуда же науку сию превзошли кузнецы, что научились такие мечи делать, али просто сломанный починили?

— То великий секрет, владыко, и знать его пока никто не должен. А то на мужей этих охота сразу начнётся. Ты, Ваше Высокопреосвященство, не говори никому, что наших мастеров это работа. Гедимину же посольство пусть скажет, что отбили его у самого хана Азбека в последнем бою.

— Хоть и кривда это, а токмо и в самом деле, то великий секрет, и отмолю я у Господа сей грех. Иди чадо благословлю тя на другие такие свершения, — старший кузнец бухнулся на колени и припал к перстням епископа, после чего стал лбом проверять надёжность досок перед иконами.

— Всё, Ерофей, иди, там Мечеслав ругается, что вы свою работу забросили. Начинайте завтра ремонт броней и оружия. Неровен час враг подойдёт к рубежам нашим.

— А харалуг, неужто больше не делать?! — выкатил глаза кузнец. Ну, да где меч из синего булата, и где ремонт броней? Разве мастер неземной может до такого опуститься?!

— Я прикажу Глебу Зеремеевичу нанять ещё ковалей, чтобы они простую работу делали, и потом с вами займёмся дамасской сталью. И не мечи будем ковать, а домницу построим высокую, как я вам рассказывал из книги, и сами дамасское железо делать будем.