Ангел-стажёр
Шрифт:
– Вопрос - устранить ли его хотели?
– Он устало потер лоб.
– Вон аксакала мелкого к нам протащили, и непонятно, кто и как. И главное - зачем.
– Напротив, очень даже понятно, - презрительно усмехнулся я.
– Кто - ваши. Как - наплевав на ими же установленные правила. Зачем - использовать, как вы всех вокруг используете. А если при этом побочные потери в лице моей Дары…
– Ты тоже так думаешь?
– перебил на этот раз он меня.
– Что думаю?
– немного сбился я с тона.
– Что на мелкого кто-то глаз положил?
– объяснил он.
– Вне всякого сомнения!
–
– В беспрецедентных талантах юного дарования никто не сомневается - с самого его рождения, заметь.
– Да хорош ерничать, - поморщился он.
– Лучше мозгами раскинь. Мать его - не успела к нам попасть, что утворила? Она вообще как будто родилась, чтобы ангелом стать - все с лету хватает. И папаша его в последнее время прямо заколосился способностями… - Он вдруг резко остановился.
– Какими?
– недоверчиво прищурился я.
Карающий меч помолчал еще немного, потом махнул рукой.
– А, ладно, - вздохнул он.
– Они все равно с этим вашим ненормальным исповедоваться друг к другу бегают - ничего с этим поделать не могу.
Я озабоченно нахмурился, вспоминая исключительно восторженные эпитеты, которыми Гений наделял Анатолия. Карающим меч наблюдал за мной с плохо скрытым расчетливым выражением.
– Тебе не сообщили?
– поинтересовался он деланно сочувственным тоном.
– Они себе вообще отдельный канал связи завели. И когда нас всех из невидимости выдернуло - его рук дело. И в инвертации он всех по-разному ощущает - может, по крайней мере, отдел с ходу определить…
– А что в этом странного?
– отозвался я, чтобы выиграть время на осмысление услышанного.
– Еще раз, - замер карающий меч на полуслове.
– А ты нет?
– искренне удивился я.
Он закрыл глаза и на этот раз молчал дольше.
– А ты, я так понимаю, да, - снова уставился он на меня цепким взглядом.
– Об этом кто-то знает?
Я не счел нужным сообщать ему, что глава моего отдела, испытав на себе проникновение в инвертацию, счел нецелесообразным распространять этот навык среди наших сотрудников - до того момента, когда Гений найдет способ смягчить его последствия.
– Зачем?
– небрежно пожал я плечами.
– Ты можешь себе представить, - продолжал сверлить меня взглядом карающий меч, - что получится из мелкого - с такими-то родителями - когда он к нам попадет? А теперь и твоя … девчонка туда же? К ним же теперь впору личных телохранителей приставлять!
– А это не твоей ли службы обязанность?
– Я похолодел, вспомнив способность Дары определять враждебные намерения лишь по эфемерной эмоциональной составляющей.
– А моей службе крылья подрезали, - огрызнулся карающий меч.
– И как бы не из того же источника. Вот нутром чую какое-то непонятное движение в глубинах, а если я чего-то не понимаю - это не к добру.
Я без малейших колебаний вновь возложил на себя обязанности единоличного телохранителя своей дочери. В этом, мы с карающим мечом, к моему удивлению, оказались едины - посвящать ее опекуна в сложившиеся обстоятельства было рискованно. Адекватностью реакции он никогда не отличался, и даже попробуй он скрыть свою панику, юный любимчик светлых тут же это учует.
Мне
Признаюсь, поначалу это новшество в общении с моей дочерью было мне в тягость - особенно, при виде ее откровенного удовольствия от того, что ей больше не нужно покидать своего кумира ради встреч со мной. Я все время подталкивал последнего к высказыванию своих соображений по тем или иным аспектам нашего вынужденного сотрудничества, чтобы у него не было времени сканировать мое эмоциональное состояние.
Говорил он хорошо - спокойно, уверенно, с глубокой убежденностью и без повадок провинциального фокусника, присущих его родителю. Всегда по существу, не растекаясь мыслью по древу, но с прочной и очевидно хорошо продуманной аргументацией - и, вновь не скрою, довольно скоро ход его мыслей начал вызывать у меня настоящий интерес.
Больше всего меня заинтриговали его рассуждения о самодостаточности человеческой личности - практически недостижимой в тепличных, комфортных условиях и потому столь редко встречающейся среди людей. Крайне странно было слышать собственно наши идеи о незаменимости испытаний в формировании этой самой личности - от наследника светлых, с маниакальным упорством пытающихся вести человечество за руку на всех этапах его развития.
Я предложил юному ревизионисту провести объемный анализ данного вопроса - с исторической, географической и социальной точки зрения - в надежде подбросить свою личную вязанку хвороста в явно разгорающееся пламя несогласия с доминирующей доктриной.
Одним словом, вырвавшись из-под ежеминутного подавляющего влияния светлых, Дарин приятель оказался довольно интересным собеседником, и, чтобы не испортить впечатление, я даже сознание его не сканировал, когда он увлекался и ронял мысленный блок.
А вот в отношении моего сознания деликатность оказалась не ко двору, как показалось мне однажды спустя некоторое время.
В тот день я отвез домой сначала Дару, а потом уже ее приятеля - очень оживленный у нас с ним разговор получился. И в самом его разгаре перед моим мысленным взором возникла четкая до пронзительности картина искусственного луга.
– Здравствуйте, надеюсь, не помешал, - тут же раздался у меня в голове чрезвычайно возбужденный голос Гения.
– Вы мне срочно, очень срочно нужны!
– Буду через пятнадцать минут, - мысленно ответил ему я, донельзя встревоженный.
Высадив юного философа, я немедленно выехал на уже пустынную к вечеру дорогу вдоль реки, съехал на обочину, заглушил машину, перешел в невидимость и одним мысленным броском перенесся к Гению.
Он ждал меня в своих апартаментах на ногах и, судя по всклокоченному виду, метался туда-сюда перед моим приходом. Увидев меня, он мгновенно приложил ладонь ко рту и резко замотал головой. Я проглотил все свои вопросы и лишь вопросительно глянул на него.